Я кивнул Хопкинсам, что организую чай и пошёл на кухню. Я, вероятно, остался и послушал бы историю про офицера из штаба в двенадцатый раз, благо каждый раз Энтони разнообразил своё повествование новыми подробностями, фактами и более ранними воспоминаниями, которые, следуя друг за другом, выстраивались в его рассказе, как эсминцы в эскадре в боевом походе и конца им не было, но сегодня меня заботила другая проблема. По дороге на кухню я третий раз за вечер подумал, а не сбегать ли мне быстро домой и проверить билет, не случилось ли что с ним. Ведь мог случится пожар, забраться воры или какая-нибудь другая неприятность. Кроме того, мой мозг до сих пор не пришёл в порядок от новости о выигрыше. Сложившаяся жизнь разъезжалась по швам, как лёд на какой-нибудь суровой сибирской реке весной. Перед нами открывались столь далёкие и огромные перспективы, что разум не мог сразу все разложить по полочкам в этом хаосе. Мысли бегали, как льдины в потоке на той далекой могучей сибирской реке, с грохотом сталкиваясь между собой и мешая друг другу. Усилием воли я прогнал дурь из головы и для отвлечения мыслей занялся чаем и десертом. Так как я уже хорошо знал направление речи Энтони, а также приблизительную её продолжительность с учётом одобрительных вопросов и комментариев соседей по столу и дополнительных параллельных воспоминаний Энтони, я решил не торопиться назад и занялся художественной раскладкой печенья. Сначала я попытался соорудить что-то вроде старого замка. Одновременно внутри головы я пытался ловить, распихивать и сортировать бегавшие муравьями тысячи мыслей. Потом замок из печенья превратился в кусок Великой Китайской стены, который затем преобразовался в Фудзияму. Далее моя фантазия уверенно двинулась дальше, я взял поднос побольше, нашёл у Хопкинсов пакет сахарного песка, насыпал весь килограмм ровным слоем, разровнял его, вилкой сделал полосы на песке, как положено, и стал укладывать печенья, ломая некоторые на части и укладывая кусочки, как в японском саду камней. Сделав таким образом его маленькую кулинарную копию, я прислушался к разговору в гостиной и, уловив слова из морской тематики, понял, что повествование Энтони ещё не закончилось, спокойно предался созерцанию своего произведения. Странно, но меня никто не искал, и я успел уйти в медитацию глубоко. Хаос мыслей постепенно стал рассасываться и мне начали мерещиться пальмы, быстро растущие из сладкого белого песка. На них росли лотерейные билеты. Вернул меня в реальность громкий смех из гостиной. Я взял поднос и пошёл к народу. Разговор, как я и надеялся, перешёл на другую тему. Речь шла уже о религии. Военную тему, видимо, закончили. Энтони, судя по его расслабленному виду, удалось полностью высказаться и детально вспомнить и офицера из штаба и Фолкленды и ещё всё это связать с искусством. Спикером теперь выступал Джо, который с вальяжным видом рассуждал, похоже, об истории религии. В его довольном и наставническом тоне уже чувствовалась пара порций виски.