Смеян приблизился и взял мою лошадь за поводья.
– Стася, ты извини меня, – сказал он неожиданно ласково, – я действительно грубо с тобой обходился. Но тебе ехать одной по тракту никак нельзя. Неспокойно нынче.
– Я справлюсь, – упрямо качнула я головой, – не случайно в одежду босяка переоделась.
– Всё дело в том, что не могу я открыть тебе всей правды, Стася, – улыбнулся Смеян, – но только поверь, что я обязан охранять тебя всю дорогу до Солнечных Холмов, и никак одну не отпущу. Считай, что так распорядился господин Вильд. Он и прислал меня к тебе в таверну, очень уж переживал за сестру невесты.
– А письмо есть? – спросила я недоверчиво, – сестра ничего мне не написала о сопровождающем, и платье с письмом передала с Жирко. Так как? Не сходится.
Смеян вздохнул и покачал головой.
– Слишком много врёте, господин гвардеец, – сказала я сурово.
– Я тебе, Стася, больше скажу. В Забруски мне ехать нужно, чтобы забрать оттуда ещё одну девицу, дочь господина Чашки. Её зовут Миленка, и вас вдвоём я и должен отвезти на свадьбу.
Никакой Чашки я не знала и оттого насторожилась ещё больше.
– Забруски в двух часах езды по Широкому, в сторону от Солнечных Холмов. Оттуда вы с Миленкой поедете в карете со служанками. Господин Чашка весьма обеспеченный человек. Письмо к нему от господина Вильда у меня есть.
Смеян вытащил из кармана голубой конверт, продолжая держать Каурку под уздцы. Я не поленилась, а взяла письмо и прочла. В очень витиеватых выражениях оно действительно содержало просьбу доставить Миленку ко двору господина Вильда. Обо мне не было ни слова. Всё мне стало ясно: невелика я птица, чтобы обо мне писать, и на словах сгодится попросить. Знай своё место, кухарка, а теперь и вовсе босяк в пастушьей шапке.
– Господин Смеян, – ответила я, дерзко глядя ему в глаза, – если вы мне не скажете правды о том, зачем вы за мной следите, я не поеду ни к какому господину Чашке.
Смеян отвёл глаза, посмотрел на свои ладони, потом качнулся на каблуках, рассматривая отлично начищенные сапоги, потом поднял голову вверх, уставившись в безоблачное утреннее небо.
– Я уже сказал, что пока не могу сказать всей правды, Стася, – грустно начал он.
Я не стала его дослушивать, выдернула из рук Смеяна поводья, развернула Каурку и, не оборачиваясь на вруна, поехала прочь. Смеян не стал догонять меня, никакого цокота копыт за спиной я не услышала.