– Не знаю. Что-то большее.
– Теперь найдешь себе другого лучшего друга, да? – лукаво подхватил Степа.
– Прекрати. И… я поняла, какую песню хочу послушать. «Главное».
Мелодия разлилась по комнате плавно, как густой мед. Степа с Диной легли, обнявшись, и почти не шевелились – до того безупречен и хрупок был этот момент. Открыв ему то, что накипело (по крайней мере, то, что она смогла выразить), Дина, как она думала, приблизилась к желанному чувству еще на одну ступень. Между ней и Степой уже не было напряжения и недосказанности – только легкость и доверие. Может, любовь вот так органично, мягкими шагами войдет в ее жизнь?
Степа же, осмелев и опьянев от счастья, твердил про себя: «Она любит меня, просто боится в это поверить. Еще чуть-чуть – и сомнения отпадут. Я услышу от нее признание… а пока все медленно к этому идет, и я не собираюсь ее торопить».
«Слишком долго сегодня – завтра будет короче-е…» – меланхолично вторила ему Земфира.
В тот день они так и не вышли из дома, но он оказался, пожалуй, самым насыщенным из трех дней. Наконец позавтракав, они прочитали пару рассказов Харуки Мураками, подискутировали на их счет, потом приготовили что-то на обед, послушали еще немного музыку, поели, посмотрели с начала до конца неплохое артхаусное кино и зачем-то начали пролистывать старые фотоальбомы Степы.
Однажды он, разглядывая детские снимки Дины, умилился тому, какой она была в тринадцать. Вид серьезный, но лицо ребенка – пухлые щечки, курносый носик, надутые губки… Теперь настала ее очередь улыбаться, глядя на карапуза в комбинезоне, тоже крайне сосредоточенного на всех фотографиях.
– Я смотрю, ты был мыслителем.
– А как же! Из таких-то и вырастают великие люди.
И тут Степу ужалила мысль: «Не-ет, она никогда меня не полюбит, потому что я самый что ни на есть посредственный. Ну что она может во мне найти?»
– Что случилось? – Дина моментально заметила перемену в его настроении.
– Да… это… ничего, – вздохнул он.
Легкость и счастье куда-то улетучились. Он досадовал на себя за это и всеми силами пытался вернуть их, однако над ним точно нависла черная туча.
«Но мы же уже стали друзьями… значит, что-то во мне есть… ее глубокое чувство ко мне как к другу совместится с влюбленностью, которая пока только рождается, и…»
Нет, он и сам уже не верил в то, что себе твердил.