Грайнор взял трость и вышел на улицу. Его лакеи и кучер стояли возле неподвижного тела девушки, залитого светом фонаря.
Руки раскинуты в стороны, драный плащ распахнулся, открыв взору изношенное серое платье. Одна туфля – если это жалкое безобразие можно так назвать – слетела с ноги. Длинные волосы раскинулись на дороге. На лицо свет не падал, и Грайнор не мог его разглядеть.
– Живая? – спросил он и кивнул одному из лакеев, чтобы проверил.
Тот склонился над девушкой, чуть повернул ее голову, чтобы добраться до шеи и пощупать пульс.
В этот момент свет упал на ее черты.
Они были тонкими, острыми. Если убрать невообразимую синюшную бледность, патологическую худобу и разбитую губу… наверное, достаточно миловидные. А еще они что-то или кого-то Грайнору напоминали.
Он пристально глядел на нее, пока слуга щупал серо-синюю цыплячью шею. Еще миг – и он понял. Вот оно что…
– Живая! – в тот же момент сообщил лакей. – Ваше высочество, найти городового и распорядиться, чтоб ее отправили в больницу для бедных?
Грайнор задумался лишь на мгновение.
– Нет, – его губы сложились в усмешку. – Дайте я еще на нее посмотрю…
Он шагнул ближе к девушке, присел на корточки и взялся двумя пальцами за ее подбородок.
– Но, ваше высочество, она же грязная! – услышал Грайнор голос старшего лакея у себя за спиной.
– Я в перчатках, – бросил Грайнор.
Повертел лицо из стороны в сторону, рассматривая. Невероятно! И волосы такие же темно-каштановые. Удивительно. И очень удачно.
– Отнесите ее в мой дом через черный ход. Прикажите разместить в хорошей комнате для слуг. Пусть ее осмотрит мэтр Симон. И никому ни слова о том, что произошло.
– Но, ваше высочество… – начал камердинер.
– Да-да, я знаю, она грязная. И у любого милосердия должны быть пределы. Но я сказал. Выполнять. И не молоть языками. Мне нужно, чтобы эта нищенка выжила! – жестко закончил Грайнор.
Конечно, не милосердие им двигало. Совершенно другое. Но когда слуги у него на глазах подняли невесомое тело худой девчонки, ему почему-то захотелось самому принять ее на руки и отнести в теплый дом. Странно, к чему бы это?
Ха! И пусть слуги думают, что ему вдруг приглянулась оборванка, и он решил сделать ее своей кроватной собачкой. Почему нет? У сильных мира сего могут быть любые причуды, и они не подлежат обсуждению.