Теперь мы были одни и потягивали бренди со льдом – пауни (как мы называли его в Индии) в прохладном эркере его комнаты на Пикадилли, откуда открывался вид на приятный Зеленый парк и где Вестминстерские часы сияли над деревьями, как красная луна в сезон сбора урожая. Поэтому я приготовился слушать его скорее с любопытством, чем с верой, пока он рассказывал следующую странную историю, которую он никогда бы не рискнул рассказать кругу беспечных парней, которых мы только что покинули.
«Мои родители умерли, когда я был еще младенцем, оставив меня на попечение двух дядей, дяди по материнской линии, по имени Беверли, человека значительного достатка, который из-за ссоры с моим отцом, чей брак с его сестрой ему не нравился, полностью игнорировал мое существование и был всегда для меня чем-то вроде мифа; другого – по отцовской линии, холостяка-викария из Северного Уэльса, бедного старого Моргана Эйприс Аркли, лучше и добросердечнее которого не было во всем княжестве.
Его средства были весьма ограничены, но, поделившись тем немногим, чем он обладал, он радушно принял меня, тем более что на два обращения, с которыми он обратился к великодушию моего дяди Беверли, ответа так и не последовало – резкая холодность и грубость, горько возмущавшие моего вспыльчивого, но добросердечного старого валлийского родственника.
Карьера была выбрана для меня поневоле.
Смерть моего отца при исполнении служебных обязанностей в Бенаресе позволила мне поступить в Военный колледж в Сандхерсте в качестве одного из двадцати королевских кадетов; и в эту семинарию я поступил через несколько месяцев после тебя, когда мне было шестнадцать лет, с искренней скорбью покидая одинокого седовласого мужчину, который был мне как родитель, и чей уединенный дом священника на окраине Ллин Огвен, в тени Карнейдд Дэвидд, был единственным домом, который я помнил. Там в течение многих лет он был моим серьезным и усердным наставником, примешивая к классике множество причудливых старых валлийских легенд и старинных песен, поскольку он был превосходным и увлеченным арфистом и происходил из длинной династии арфистов.
До этого изменения в моей жизни я столкнулся с приключением, которое оказало значительное влияние на мою дальнейшую карьеру.
С детства я был знаком с горами, которые нависают над Ллин Огвеном. Я знал каждую тропинку, скалу и расщелину Карнейда Дэвидда, «Черные лестницы» Карнейда Ллевеллина и брови самого большого гиганта из трех, покрытого облаками Сноудона. Я имел обыкновение бродить среди них мили за милями со своим ружьем, а иногда и помогать пастухам выслеживать заблудившихся овец или коз, по местам, откуда мы смотрели вниз на серый туман и испарения, которые плавали под нами, и где горные вершины, казалось, начинались из него, как острова посреди моря. В самом сердце такого уединения, как это, я находил пищу для долгих размышлений и имел обыкновение давать полный ход своим мальчишеским фантазиям.