И мы замечали, что эти драгоценности вызывают не только наш восторг, а и молчаливое, но несомненное уважение взрослых мужиков и баб. И я полагаю, что причиной тому была, конечно, не столько их прежняя (давно утраченная!) материальная ценность, сколько вот эта сказочно чарующая парадно-торжественная краса. Ведь в нашем быту было так мало вещей, впечатляющих красотой… И такая ассигнация в простой деревенской среде, к нашим дням страсть как обедневшей, оказалась подлинным предметом высокого искусства, о котором говорила каждая её мелочь.
Там всё впечатляло, всё было красивым и торжественно убедительным: все колонны, мантии, троны, венки, гирлянды, ленты… А в первую и главную очередь – портреты царей. О-о, какие это были люди! И рыцарственно грозно красивый Пётр, и богоподобно прелестная Екатерина, и элегантно благородный Николай Первый, и богатырски могучий Александр Третий. Александр средь всех царей был для нас явлением особым, он настолько выделялся из их блистательного ряда, что сразу привлёк нас своей как бы русской деревенскостью. Широкоплечий, бородатый, прямовзглядый – это был какой-то Царь – Мужик! Это был какой-то Главный Мужик России! Явно крепко зажиточный, явно строго хозяйственный и явно очень смелый, и правильный в делах, во всём своём большом хозяйстве.
Мы вглядывались в царские лица и дивились им: о-о-о, какие! Их всех можно было зауважать с первого взгляда и почтительно впечатляться их имперским видом, осанкой, мундирами. Но Царь – Мужик оставался особым случаем. Он вглядывался в нас столь несмягчённо прямо и столь настойчиво, словно хотел спросить, а помогали ли мы сегодня родителям на сенокосе или по домашним делам, да и в целом чиста ли наша ребячья совесть перед деревенскими нескончаемыми заботами?!
Мужицкость в этом самодержце жила во всём: от прямого разворота необъятных плеч и грузновато-коренастой осанки до русско-деревенской причёски, простецки понятных усов и бороды. И взгляд! Опять же взгляд! Ведь так всегда и глядели самые укоренённые в своей жизни мужики – хозяева, самые твёрдовластные коноводы в семье и в деревне, самые несокрушимо уверенные в своей вековечной русской почвенной правоте. Да-да, вот это Царь!
Такой оказалась первая «встреча» деревенского мальчишки с «царём-батюшкой», как порой всё ещё называли его самые древневозрастные деревенские жительницы. Они ведь не отказывались от такого именования даже в безжалостно суровое время, когда любые «царские» проявления карались и изничтожались на каждой малости житейского пространства.