VII
Джузеппо возвращается домой и даёт марионетке завтрак, который бедняга припас для себя.
Бедный Пиноккио, у которого всегда были глаза во время сна были широко открыты, так и не заметил, как сгорели обе его ноги. Как только он услышал голос своего отца, он спрыгнул с табурета, чтобы бежать и вытащить кол из дверного засова, но вместо этого, после двух или трёх шатаний, он с таким грохотом упал на пол плашмя, как будто с пятого этажа сбросили мещок с деревянными ложками.
– Открой! – крикнул Джузеппо с улицы.
– Дедулька, я не могу… – отвечала марионетка, плача и всё время падая на пол.
– Почему ты не можешь?
– Потому что мои ноги съели!
– А кто их тебе съел?
– Кот! – сказал Пиноккио, видя, как кошка, стоявшая перед ним, забавляется тем, что играет с какой-то щепкой.
– Открой, говорю! – повторил Джузеппо, – Открой сейчас же! Если не откроешь, я приду домой, я задам тебе перцу!
– Я не могу стоять, поверьте мне! О! Бедный я! Бедный! Несчастный! Я всю жизнь буду ползать коленках!
– Джузеппо полагая, что всё это нытьё-очередная уловка этого жулика, и подумал, что хорошо бы покончить с этим, и, взобравшись на стену залез в дом через окно.
С самого начала он хотел обрушить на негодника всю свою ярость, но потом, когда он увидел своего Буратино, распростёртого на земле и оставшегося без ног, он сразу смягчился, он сразу же взял его на руки, стал целовать его и тысячу раз приласкал и облобызал его, и наконец нашёл в себе силы сказать, всхлипывая:
– Пиноккьюшка ты мой! Как ты умудрился пожечь свои ножки?
– Не знаю, отец святой, но поверьте, это была адская ночь, и я буду помнить о ней до конца жизни. Гром гремег, молния сверкала, и я был очень голоден, а когда говорящий Сверчок сказал мне: «Тебе и так хорошо! Ты был плохим и заслужил это!», а я сказал ему:" Держись, Сверчок!…», а он сказал мне: «Ты марионетка, и у тебя деревянная голова!», а я схватил молоток и швырнул его в него, и он умер, но это его вина была, потому что я не хотел убивать его, смотри в оба, тут я поставил сковородку на горящие угли котла, но цыпленоку бежал и сказал:" До свидания! Чмоки-чмоки и тысяча поцелуйчиков!» А голод всё рос, поэтому этот старичок в ночном колпаке, глядя в окно, сказал мне:" Поди и подставь шляпу», а я так и остался с этой водой на голове, потому что просить хлеба – это не позор, не так ли? Я сразу же вернулся домой, и потому, что был голоден, как акула, положил ноги на котёл, чтобы поскорее высушить их, и вы вернулись, и я нашёл их сожжёнными, а между тем голод у меня по прежнему есть, а ног у меня больше нет! Нет их!… Их!… Их!… Их!…