Первая жена должна прийти к ним в воскресенье. Пока она остается у своих родителей. Сандрина не знает, о чем он договорился с Анн-Мари и Патрисом. Она знает одно: в воскресенье первая жена придет к себе домой. Нет, не к себе, а к ней, к Сандрине. Чей этот дом? Чей это муж? Чей это сын? И чего ждут от нее и от первой жены? Что они встанут в очередь, начнут драться, поделят все пополам? Вечером, когда муж проникает в нее и топит свое смятение в мягкой утешающей плоти, Сандрина обретает кое-какую уверенность; потом он засыпает, и она всю ночь ворочается с зажатым нутром и разгоряченной промежностью, ей кажется, что она барахтается в зыбучих песках.
В субботу она просыпается ни свет ни заря и с трудом приходит в себя. Проверяет запасы, составляет список покупок. Выходит из кладовки, закрывает дверь. На косяке видны отверстия от шурупов, память о втором замке, который он снял, когда Матиас подрос. Мысль о малыше немного успокаивает. Она едет в магазин. Свет режет глаза, очертания улиц и круговых перекрестков прорисовываются очень четко, как декорации к фильмам. В супермаркете бродит по отделам, дотрагивается до знакомых продуктов. Читает этикетки: частично гидрогенизированное растительное масло, наши сельхозпроизводители отличаются изобретательностью; эти пустые, привычные и безобидные слова облекают ее в покров обыденности и нормальности.
Когда Сандрина возвращается, он все еще спит, а Матиас тихо играет в углу гостиной. Она начинает раскладывать покупки и спрашивает мальчика, что он хочет завтра на обед. Матиас мог бы спросить: «А что? Что завтра будет?», но вместо этого он думает и просит шоколадный пирог. Его отец спускается по лестнице, скрипучая ступенька, как полагается, скрипит в свое время, и Сандрина вспоминает то утро, когда она старательно ее перешагнула, но не сумела запустить кофемашину. Ей кажется, что с той поры прошло много-много дней, а это было чуть ли не вчера.
Надо сварить кофе, но он, помахивая ракеткой, говорит, что идет на корт с Жан-Жаком. Потом осматривает кухню, гостиную, кривит губы. Что-то ему не нравится.
– Матиас, убери игрушки, нечего разбрасывать их где попало.
Матиас у себя в уголке с двумя пластиковыми динозаврами что-то бормочет.
– Что ты сказал? Матиас, ты что-то сказал?
– Да, – снова бормочет ребенок, – да.