150 от меня и идёт в сторону немцев. Я крикнул: «Куда ты? Вернись!» Он махнул рукой и продолжил путь на запад. Мне стало досадно, нахлынула злость. Я простоял в оцепенении несколько минут и двинулся на восток.
Безлюдно. Гробовая тишина. Вокруг нет ни одного строения, и только вдали на холмике виднелся домик. Не доходя до него метров 200, я от истощения, усталости и переживаний упал, потеряв сознание.
Сколько я пролежал, не помню. Когда открыл глаза, услышал голос женщины средних лет: «Пан, млеко». У изголовья сидела женщина с кружкой молока. Она легонько приподняла голову и поднесла к моим губам молоко. Я сделал несколько глотков, и голова моя опустилась на землю. Через некоторое время пришёл её муж. Оба осторожно подняли меня и под руки повели в дом. Это был небольшой польский дом. Везде чистота и порядок. Поляки любят чистоту. Частенько у них объявляется конкурс на лучший дом по чистоте и порядку. Победитель конкурса получает денежное вознаграждение.
В доме меня накормили и отвели на чердак, набитый сеном. Я раздвинул сено и лёг во всю длину. Было очень приятно лечь после всего пережитого. Немного пришёл в себя.
Только стало клонить ко сну, как услышал гортанный рёв: «WoistKriegsgefangenen?» («Где военнопленные?»)
Это были немецкие офицеры. Они повторяли: «Hast du russischenSoldaten?» Хозяин отвечал: «Нема золдатен». Немцы пригрозили хозяину, что если они найдут в доме русских военнопленных, то хозяева будут расстреляны. Немцы ушли. Воцарилась тишина. Через несколько минут хозяин поднялся ко мне на чердак. На вид лет пятьдесят, среднего роста, рыжеватый, широкий лоб, нос с горбинкой, лицо суровое. «Я коммунист– сказал хозяин, – я старый коммунист, ещё во времена Пилсудского вступил в коммунистическую партию. И должен тебя спрятать и оберегать, но не могу. Немцы очень злы, они бесчинствуют, ни с кем и ни с чем не считаются. Если тебя найдут в моём доме, то нас всех расстреляют. Дай мне винтовку и военную форму, я их спрячу, а закончится война, придёшь ко мне и возьмёшь. А сейчас я тебе дам цивильный костюм, немного еды на дорогу, и ты должен уйти отсюда, прорваться сквозь фронт к своим».
Я понял, что бесполезно просить, чтобы он меня на некоторое время оставил у себя.
Хозяин спустился вниз. Я слышал, как он громко о чём-то говорил с женой на польском языке. Хотя я и не понимал языка, но чувствовал, что хозяйка в чём