– Пианист, – чуть громче повторил я.
– Не понял, – замотал он головой.
– Пианист.
– Я понял, а конкретней?
– Я – Саша, пианист…
– Какой Саша-пианист?
– Ну тот, который сегодня утром играл Вам на мастер-классе этого… Шопена.
– А-а, – чуть замедленно протянул он, – всё, я вспомнил. А почему ты такой мокрый?
– Так дождь на улице.
– Дождь?
– Угу.
– Я и не знал. Ну а ко мне ты почему пришёл? Да пройди сюда, не стой там.
– Можно?
– Да заходи же, говорю!
– Спасибо… – Я, это… проситься к Вам пришёл.
– Проситься?
– Да. Хочу учиться в Вашем классе десятилетки и хочу стать таким же классным пианистом, как Вы.
Артём Иосифович откашлялся, затем закрыл чемодан и, поставив его на пол, продолжил:
– Кто твоя учительница, Анна Михайловна?
– Да.
– А она знает о том, что ты хочешь стать классным пианистом?
– Не думаю.
– Почему?
– Она в меня не верит.
– Не верит?
– Да.
– А ты?
– Что я?
– Ты веришь в себя?
– Частично – да, частично – нет.
– В каком ты классе в общеобразовательной школе?
– В восьмом.
Артём Иосифович надул щёки и, с силой выдохнув воздух, произнёс:
– Саша, я не могу тебе пока что ничего ответить, поскольку твоё исполнение Шопена и сам уровень игры очень слабы для десятилетки, понимаешь?
– Понимаю, но если Вы меня возьмёте, Вы не пожалеете.
– Не пожалею, – засмеялся он. – Все вы так говорите, когда приходите на вступительные экзамены, а когда начинается обучение, все эти обещания приходится вам напоминать.
– Я помню всё.
– Ха-ха! Ладно, давай я хотя бы данные твои запишу, – произнёс он, достав из портфеля блокнот. – Как твоя фамилия?
– Каберман.
– Еврей? – посмотрел он на меня.
– Отец был евреем, мать русская.
– Почему был?
– Он умер.
– Ай, соболезную, – покачал он головой. – Твой домашний адрес?
– Спасибо. Город Колпино, улица Софийская №36/169, индекс 43122, номер телефона 3-54-66.
– Хорошо, Александр. Я подумаю над твоей просьбой, но ничего не обещаю, – предупредил он, поставив точку в блокноте.
– Спасибо.
– Пока не за что.
– А можно ещё кое-что спросить? – спросил я, глянув на стопку буклетов с его концерта.
– Ну?
– Можно, я возьму один из буклетов, а Вы на нём поставите свой автограф?
– Давай, – ответил он и, улыбнувшись, развернул буклет и начал что-то на нём писать.
Я принялся внимательно рассматривать гримёрную: на тремпеле висел его концертный фрак, на столе лежала разбросанная стопка нот, открытая пачка сигарет и какая-то книга. В ту же секунду дверь распахнулась и в гримёрную вошёл довольно упитанный директор филармонии в больших толстых очках и в синем костюме.