З. Фрейд
1
Родился Эрик здесь, в Городе. В Темниковке, бывшей когда-то отдельным городком, но давно уже втянутой спрутом большого Города и ставшей неотъемлемой его частью. Сами темниковцы происхождением своим гордились и говорили о нем с неким вызовом, а жители центральной части Города к Темниковке и ее обитателям относились настороженно. Район пользовался дурной славой. И вполне заслуженно. Так уж исторически сложилось, что вся основная промышленность была сосредоточена на севере – там Город не был так жестко ограничен реками. Темниковка не просто примыкала к промзоне, она охватывала ее, была неразрывно внедрена в ее тело. Сюда же, в Темниковку, в годы Великой войны был временно эвакуирован, да так и остался навсегда, огромный завод с верховьев Волги. Закономерно, что подавляющая часть жителей трудилась на заводах. Классиками революционных идей много чего понаписано про гегемонию. Возможно, они ошибались, идеализируя рабочий люд. А может, цинично врали ради своих корыстных целей. Да простят нас пролетарии всех стран, но объективно криминогенная обстановка в Темниковке была самой напряженной в Городе. Ну и в целом к концу XX века атмосфера здесь была ровно такая же, как в любой рабочей слободке конца века XIX. Трудно поверить в это по прошествии трех-четырех десятков лет, но в семидесятые годы прошлого века там еще практиковались драки «стенка на стенку», как и многие сотни лет назад на Руси.
Звали Эрика на самом деле Эрос. Отец, грек по национальности, настоял на этом имени. Он горячо убеждал супругу, что символизм имени бога любви несведущие люди воспринимают слишком однобоко, в то время как он является олицетворением главного влечения на земле – влечения к жизни. «Эрос Криони звучит очень красиво», – увещевал он жену. Устав спорить, она махнула рукой. «Все равно будет Эриком», – решила для себя. Так оно и случилось. Отец сам лишь несколько раз торжественно назвал малыша Эросом, а потом незаметно для себя «съехал» на уменьшительно-ласкательное Эрик. Позже, при поступлении в школу, мама договорилась записать сына Эриком, так что сам он крайне редко вспоминал свое настоящее имя.
Помнил себя Эрик лет с пяти. С подготовительного класса. До того – только разрозненные смутные отрывки на уровне ощущений. Детсадовские воспоминания тоже были довольно размытыми и сводились к ненавистным тефтелям с рисом, которые заставляли есть (неужели самым противным в детском питании были тефтели?), бордовому бархатному банту (у всех были красные из атласа), к годовщине Великого переворота, тоскливым прогулкам, мало отличающимся от тюремных (тоже за решеткой), поцелуям за одеялом во время тихого часа (не понимая толком зачем, но наслаждаясь восторгом аудитории). Лица той бойкой девчонки Эрик уже не помнил, но полынно-горький вкус ее губ мог почти физически чувствовать на протяжении всей жизни.