– И что сказать отцу, когда я заявлюсь в зал с пуком волос вместо шкуры или рогатой головы, как он просил? Что он мне скажет? – спрашивал Ольгир у самого себя и, чуть изменив голос, отвечал: – «Ну здравствуй, сынок. Спасибо за Гриву. Будет чем заштопать носки!»
Ольгир плюнул на траву, выразив тем самым своё отношение к отцу и сохатому коню.
– Перебьётся. Может, простил давно и Лейв прав. – Ольгир ускорил шаг. – Разве так велика моя вина? Убил нескольких купцов, но разве то были крупные птицы вроде детей Анунда? Так, какой-то родич. Разве не собирался мой отец и сам их наказать за нарушение слова… Разве не так?
Он замолчал, когда приблизился достаточно к первому двору, обнесённому хлипеньким разбитым плетнём – видать, все мужики со двора ушли в поход. Тут же был и колодец, рядом валялось опрокинутое ведро. Ольгир перешагнул через поваленную ограду, распугав гусей со стрижеными крыльями, хотел было постучать в высокую дверь, спросить у хозяина, его ли это ведро, но только занёс кулак, как услышал высокий женский голос за домом:
– Ольгир! Чего ты удумал? А ну прекращай!
Он содрогнулся от звука собственного имени – как узнали его таким? Но тут, выскочив из-за стены, через плетень перескочил мальчишка и удрал в сторону пастбища.
– Ольгир! – закричала ему вслед мать, но мальчик только резвее засверкал пятками. – Ишь чего удумал, поганец!
«И правда, чего я только не удумал, – мысленно произнес Ольгир. – Удумался уже. Как пойдёт, так оно пущай и будет».
Тут женщина обернулась в сторону дома и вскрикнула, заметив страшного человека с занесённой над дверью рукой. Закрыла перекошенный от испуга рот ладонями и убежала прочь, туда же, куда помчался малец.
– Эй, да я только ведро возьму! – крикнул ей Ольгир, пытаясь перекричать её визг. – Во зайчиха.
В Онаскане было непривычно тихо, будто случилось что-то дурное. Стяги, ранее гордо развевавшиеся на ветру, были сняты, точно в городе держали траур. Привратники, пропустив Ольгира, начали перешёптываться за его спиной, и он, поняв, что их шептания напрямую связаны с ним, рыкнул на них. Стражники замолчали и потупили взоры.
Он ощущал подавленное настроение горожан всей кожей. Тишина была повсюду: пусть и сновали под ногами шумные дети, перебегали торопливо дорогу кошки, а люди шумели и спорили друг с другом, странное молчание затаилось в этих стенах, и Ольгир вступил в него, точно в белёсый туман.