Саги огненных птиц - страница 40

– Скажи ей, зачем ты пришёл. – Сказитель сел, а дочь его осталась стоять, возвышаясь над всеми ними, как великанша.

Ольгир пристально рассматривал её лицо, не торопясь с вопросом. Ингрид подняла на него глаза, и снова от её взгляда по телу его пробежал холодок вперемешку с жаром. Как никто во всём свете, она напоминала ему покойную мать, столь же гордую и непокорную, что молилась своим богам до самой смерти и не страшилась воспротивиться конунгу. И правда, троллья принцесса, владычица над рекой и над лесом.

– Я пришёл просить твоей руки, – наконец произнёс он, с трудом разлепив губы. – Хочу, чтобы ты стала моей женой.

– Я сказал ему, что был бы не против, чтобы ты стала женой сына конунга, – негромко пояснил Хаук. – Но твоё слово должно быть выше моего.

– Женой сына конунга? – переспросила Ингрид, будто до сих пор не понимала, кто перед ней.

Ольгир кивнул.

– Нет, – громко сказала она. – Я не пойду за тебя, Ольгир, сын конунга. Никогда в жизни. Я уже сказала, что станет с тобой, если ты хоть пальцем вновь тронешь меня!

Она произнесла это и вышла из дому, оставив мужчин. Хаук покачал головой и перевёл взгляд на дорогих гостей. Перстень в руках Ольгира согнулся пополам от того, как сильно тот сжал золото.

– Что же, – наконец изрёк Сказитель. – В таком случае могу лишь предложить ещё пива.

– Нет, нам пора ехать, – отказался Ольгир, с неимоверным усилием сдерживая клокочущую внутри обиду и ярость. Изо всех сил держался он, чтобы не ударить старика.

– Мудрое решение, – согласился Хаук. – С пьяной головой тяжко усидеть на коне. Тогда, пожалуй, я пойду вновь открою ворота, чтобы вам, господа, было проще выехать со двора.

Спустя несколько дней и ночей малокровные тонкие облака разогнало солнце, но недолго правило оно на небе. С захода пришли могучие грозовые тучи. Весь день небо грохотало на разные голоса раскатами грома, вспышки озаряли небосвод, но никак не могло разродиться шумным дождём.

Ингрид с предвкушением посматривала на небо и всё ждала, когда уж вода обрушится стеной. Вместе с отцом они перевернули лодки, снесли уже всю утварь со двора в дом и теперь посматривали из-под крыши и переглядывались. Давненько не было хорошей грозы да доброго всеочищающего ливня – начало лета выдалось тихим и несмелым.

Еда была уже сготовлена, одежда выстирана, и, чтобы занять руки, Ингрид достала липовый брусочек и принялась строгать из него. В доме оказалось темно заниматься этим, и Ингрид уселась на пороге. Хотела себе вырезать новую ложку, но, когда из дома послышался звук отцовского кантеле, Ингрид и сама не заметила, как руки будто по собственной воле начали вырезать образ, похожий на человекозверя. Хаук не пел, только тихо мурлыкал под нос, перебирая струны. За него пели раскаты грома.