Всюду были огни. И я уже не слышал криков, будто эти огни выжгли все плохое в храме и вокруг, оставив только ликование. Горящими свечами крестились, водили огнем по лицу, погружали в огонь руки, дышали огнем, который не жег.
Но уже бежали полицейские и требовали гасить свечи: много дыма поднималось от них и заполняло пространство. Тут снова я был свидетелем чудес: весь храм стал небесно-голубым, и запах от горения явно не восковых, не медовых свечей стал вдруг ладанным, благоухающим. Вскоре, как вскоре – не знаю, голубое, небесное сияние сменилось внезапно утреннерозовым. А лучи солнца и при голубом, и при розовом были золотыми.
У выхода из храма, у Камня помазания, началась давка и крики – это полицейские расшвыривали людей, чтобы дать дорогу носилкам с патриархом Диодором. Совершенно бледный, измученный, он улыбался и благословлял на обе стороны. В толпе кричали на женщину с большим жестяным фонарем. Внутри фонаря горели три толстые свечи. Конечно, она православная. По примеру русских паломников прежнего времени она вознамерилась увезти на родину Благодатный Огонь. Я перехватил у нее фонарь и поднял его выше голов. Нас разнесло в разные стороны. И только на площади, перед храмом, встретились. Она, вся заплаканная, подбежала и только спрашивала: «Как тебя зовут, как тебя зовут?» «А тебя как?» – улыбаясь, отдавая ей раскаленный фонарь, спросил я. «Да я-то что, я-то Эмилия».
Главное впечатление от Святой Земли – это наши паломники. Для многих других, я не в осуждение говорю, я делюсь наблюдениями, Святая Земля – объект туризма. Бесчисленные группы обвешанных кино– и фотоаппаратурой иностранцев – всюду, куда ни приедешь. Израиль дорожит индустрией туризма. Удобные, прохладные, часто двухэтажные автобусы с туалетами и телевизором перевозят группы от объекта к объекту. Среди объектов в первую очередь магазины алмазной биржи, магазины сувениров, святые же места такие автобусы не очень жалуют, стоят в них помалу, а у ресторанов подолгу. Опять же я не осуждаю: и есть, и пить надо, но невольно сравниваю две поездки с двумя провожатыми: одну – с израильским гидом Зитой, другую – с монахиней Феодосией. Зита явно, Бог ей судья, не любила палестинцев. «Смотрите, какой контраст! – восклицала она, когда мы въезжали на палестинскую территорию. – Мусор метут с одной стороны улицы на другую». Рассказывала, что палестинские мальчишки бросают камнями в израильские машины. Сказать же, что палестинцы для израильтян – люди второго сорта, она не захотела. Но ведь факт, что в Иерусалим палестинцы не могут въехать или войти, что у них другие номера на машинах, другие паспорта, что израильские патрули останавливают их и бесцеремонно обыскивают. Помню, как нашу машину останавливали у гробницы Рахили и при подъезде к лавре Саввы Освященного.