Снизу, из-под широких плоских листьев этих телесно-белых надводных красавиц, из глубокого омута в изгиб её спины целился стоячий вожделеющий взгляд. Молодая и возможная жертва убегала, унося свою горячую плоть, свою живую подвижную кровь, оставляя враждебный дух одного стынуть в его вековечном анабиозе. Равнодушное к её страхам, закрытое для человека в истинной своей водной сущности, озеро опять медленно застывало в зеркальную гладь. Оно светлело и подобно лунному камню адуляру мерцало призрачной иризацией белых озёрных лилий, чётко проявляя опрокинутое отражение хвойного старого бора, где и находилось озеро. Оно дряхлело, усыхало, съёживалось, отдавая свои прежние просторы суше. Высоченные сосны по его берегам были несопоставимыми малолетками в сравнении с его возрастом. Когда-то озеро имело внушительные размеры, а неизмеренное никем, непроглядное дно продолжало таить в себе угрозу слишком резвым смельчакам, пытающимся его переплыть. Ледяные ключи продолжали питать и поддерживать дикую угрюмую красоту.
В его центре-сердцевине как завиток далёкой Галактики голубело небо, вдоль берегов струилась чешуйчатая закопчённая бронза отражённых стволов сосен, а вместо лица самой Ксении, не подвластная законам дневной реальности озёрная гладь из сна отразила ту маску из старых запасников музея, в кракелюрах на красочном слое и застывшую в улыбке Будды. Ровный нос, идеальный овал, губы в блёстках. Смеясь, маска плакала, это изображали пошлые сердечки на щеках, имитирующие слёзы для внешнего зрителя. И стащить маску было невозможно. Она стала её кожей. Под ней не было её подлинного лица, оно стало каменным, как и всё вокруг неё – воздух, солнечные лучи, её прошлые и её настоящие мгновения, а будущего не будет.
– Доигралась, Коломбина обшарпанная!
Она увидела его удаляющуюся фигуру со спины, играющей великолепными мышцами под загорелой кожей. Он передёргивал плечами, стряхивая с себя остатки воды, как делает породистая псина.
Он оставлял её одну, беспомощную, в бледной наготе, сродни тому оттенку, какой имеют поганки в сыром сумраке под рассыпающимися заплесневелыми пнями. И Ксения отчётливо, с липким ужасом увидела, она стала трухой! А-а! Куда же делись непрожитые годы? И какая такая ошибка или сбой программы во вселенском компьютере бесформенно смяли предначертанный ей личный путь?