– Рудольфий? – так дед, похожий больше на «вещего Баяна» какого-нибудь из вымысла или былины, что не суть, для чего-то исказил имя Рудольфа. – Какой же он фамилии носитель?
– Венд, – ответила она.
– Паникин он по отцу, – встрял тут отец.
– Ростислава сын? – спросил прадед. – Чего же Ростислав дал ему такое чуждое имя?
– Мать так решила.
– Фамилия матери Венд? Не был Венд её отцом. Старый Венд удочерил дочь Змеелова!
– Какого Змеелова? – изумилась Ксения.
– Змеелова давно нет в живых, – сказал отец, – так что, кто воспитал Карину, тот и отец.
– Змеелова нет в живых? – прадед засверкал глазами так, что будто подключил их к источнику неведомой энергии. – Да ты дурак, хохмач! А главенствует над тобою кто? – он буквально взревел, что было страшновато. – Никуда этот змей не пропал, а сменил свою внешность, омолодился и стал белым и пушистым Вайсом!
Отец окаменел, но ненадолго. Дед наступал уже на отца, – Ты чего смотрел? Ты чего допустил девочку свою единственную до логова змея? Отдал змеёнышу на забаву? А ты, дочка, – рыкнул он в сторону Ксении, – изгони его из своей души! Вымети начисто его следы. Забудь! Этот Рудольфий станет аномалией всей твоей жизни, если не оторвёшь себя от него! И напрасны будут все твои зазывные крики: «Рудольфи-ий»! – тут он с гримасой, которая способна была ужаснуть, а не насмешить, повторил, – Рудольфи-ий! А он не обернётся на твой зов. И как ни безвкусна будет твоя участь дальнейшая, бабья, его жизнь без тебя будет куда как хуже! Кто обозвал-то его так? При рождении другим именем его нарекли. Забыл я только…
Отец закрыл дочь собою, – Карина переиначила имя сына на свой иноземный лад. Ростислав назвал его Радославом. В честь того, кто его спас однажды, помнишь? Тот Радослав под твоим же началом был…
– Забыл я всё. Закрыл, замуровал.
– С чего бы сын Карины должен отвечать за прошлые преступления Змеелова? – начал отец, – если и сама Карина не знает о том, кто был её отцом? Она дочь Венда. И точка!
– Она не знает, а структура души? Её родовая, так сказать, кристаллическая решётка. Её как изменишь?
– Что я мог? – беспомощность отца перед ветхим старцем поразила дочь. – Нельзя вмешиваться в выбор детей. Бесполезно это, а зачастую и зловредно.
– Вмешиваться – да. Так отчего ты не отдал её с детских лет в космический городок, как я и настаивал? Чего с полупомешанной матерью, с калекой, оставил? И опять говорю я бессмыслицу, как будто можно отменить прошлое. Этот Рудольфий, сам того не зная, волочёт в себе все родовые изъяны, как оно и водится. А это груз! Так ведь и своё добро наживёт к нему в придачу. Тяжело! А потому никому с ним рядом легко не будет. Разве хочу я страданий лишних своей кровиночке? Или ты того хочешь?