Пётр метнулся к окну, но было уже поздно.
2. Наше время
Старик с культей спал.
Левая рука сжимала правое предплечье – то место, где косой багровой чертой проходил шрам. Словно кто-то отсёк ненужную кисть, а затем небрежно зашил рану. Много лет назад. Или даже много веков назад.
Старик спал, и сны его были страшны.
Все за исключением одного.
Как обычно, пробуждение было ужасным. Густой, как желе воздух с трудом проходил в узкую щель горла.
С хрустом согнулось левое колено. Втягивая со свистом воздух, Читающий Вероятности поднялся с кушетки.
Дышать у распахнутого окна было чуть легче. По сегодняшнему небу величественно плыли четыре маленьких солнца.
Серые губы сами собой сжались в тонкую линию.
«Четыре солнца? Кто-то считает, что это хороший знак. Как по мне – полная чушь».
Негодующе хрустнуло колено – Читающий Вероятности опустился за стол. Он должен был записать всё, что помнил из своего беспокойного сна.
Вероятности, из которых сбудется только одна.
Нити, за которые будут дёргать невидимые кукловоды – его коллеги.
Правый глаз никак не хотел открываться. Писать Читающему Вероятности пришлось, прищурившись и следя за тем, чтобы горячие злые слёзы, капающие из-под закрытого века, не испортили чистый лист бумаги.
Небесно-голубой водопад, текущий снизу-вверх. Болото, чавкающая грязь которого не в силах больше скрывать своих сокровищ – пожелтевших костей и проржавевших кусков железа – неважно… неважно… чушь, ерунда, полуденная грёза…
Парень, стоящий на вершине холма и смотрящий вниз на город, загадочно проступающий сквозь утренний туман. Один. Исключительно один.
«Загадочно? Ха!» – Читающий Вероятности чуть улыбнулся своим мыслям. Он видел этот город каждое утро в своём окне и не находил в нём ничего загадочного.
И другое видение, другая вероятность – тот же город, но горящий тысячами пожаров: обрушающиеся здания, трупы на улицах, расколотая башня Мастерской…
Это казалось невозможным, но таковой была правда. Точнее – один из вариантов будущей, вероятной правды.
Парень мог завершить Полотно, а мог принести Городу гибель.
Барабанные перепонки возмущённо вздрогнули от оглушительного удара в дверь. Уверенной походкой, игнорирующей двери, лестницы и людей, желающих тишины, покоя и забвения, в кабинет ворвался ган Рохбен.
Слишком рыжий. Слишком громкий. Слишком молодой, для своего истинного возраста, сравнимого с возрастом камней, из которых было возведено здание Мастерской.