– Повесить, надо, надо найти другую виселицу, или дерево, да, подойдет и дерево, главное веревка не порвалась…– В панике, сорвавшимся хриплым голосом едко визжал чиновник.
– Нет, холодно, больше по улице бродить не будем, не хочу заболеть, и солдат незачем морозить. Видно так боги рассудили.
Подойдя чуть ближе к еще кашляющему Таро, он спокойно произнес.
– Единственное, что я уважаю, это волю богов, все происходит по их плану, у них на нас свой замысел, поздравляю тебя, ты человек с двумя жизнями, цени это…– Странно слышать это от человека, который использует тории в качестве виселицы.
Отойдя от Таро, он дал команду своим солдатам и они всей колонной двинулись в мою сторону. Проходя в метре от меня, он тихо произнес.
– Тебя это тоже касается, и прошу, впредь научись молчать.
После этих слов колонна торопливо уходила. Казалось, что в этой ситуации наиболее пострадавшим выглядел не хрипящий в мокрой траве Таро, а толстый орденоносец. Он все причитал.
– Молю вас господин Мицуока, нельзя же ему спустить такое, все последуют его примеру, если их щадить, кто тогда будет уважать власть…– Как воробей, прыгающий вокруг господина, щебетал оскорбленный.
– Они свое наказание уже получили, предвкушение смерти тоже чему-то да учит. А тебя я переведу в южные кузни, на старом месте тебе жизни больше не будет.
Колонна медленно удалялась, вместе с ней постепенно уходил и сковавший меня страх. Повернув голову, я увидел Таро, с широким красным следом на шее. Он улыбался. Поднял свою могучую голову на меня и хрипло, но задорно произнес.
– Хорошо мы сегодня с тобой выпили. Ну что, может еще по одной, хуже то тебе уже не будет.
С того вечера дождь так и не прекращался, уже как дней пять, с небольшими паузами на Одай обрушивается грозная стихия. Густые клубящиеся тучи жадно и беспросветно обволокли все небо, в эту пору время суток поделись на утро, о котором все еще по привычке сообщали местные горластые петухи и ночь, когда становилось пугающе темно, так же как если закрыть глаза, только маленькие точечки света от зажжённых лучин и свечей немного разбавляли эту черную, пожирающую пустоту.
Ветер безумно и бессмысленно носился, как вор подхватывая то, что плохо лежит, коварно прыгал высоко в окрестных лесах, безжалостно отрывая старые подсохшие ветви. От дорог, совсем ничего не осталось, глубокое, вязкое бурое месиво, то единственное, что могла предложить улица.