А теперь давайте встанем на позицию моего сына Ноа. Почему трехлетний ребенок тоже не поверил версии волка про то, как обстояло дело с тремя поросятами? Что заставило его подойти к этой истории иначе, чем ко всем остальным версиям, которые он слышал раньше (и которые считал истинными)? Мне приходят на ум два фактора.
Во-первых, это я читала Ноа эту книжку и мое поведение в ходе чтения невольно влияло на него. Я не могла не улыбаться, наталкиваясь на всякие нелепицы в тексте. Я использовала интонацию, которая не вызывала доверия к доводам волка. Короче говоря, мое восприятие истории во многом определяло толкования и реакции маленького Ноа.
Во-вторых, Ноа был настолько хорошо знаком с оригинальной версией сказки, что воспринимал ее как истину хотя бы в силу частого повторения. А что было бы, если бы Ноа впервые услышал эту историю с позиции волка? Если бы ему повторяли ее раз за разом, прежде чем он познакомился с другой, первоначальной версией, где симпатии читателя находятся на стороне поросят? Как вы думаете, смог бы Ноа (да и любой другой ребенок) автоматически разоблачить утверждения волка? Интересный вопрос. В тексте Шешки содержатся намеки на то, что у волка рыльце в пушку, поэтому он и оправдывается. Дети сами любят оправдываться, вот почему эта книга пользуется у них неизменной популярностью. История о попытке скрыть правду находит у них отклик, потому что они сами нередко поступают похожим образом! Но если ребенок достаточно мал и не знаком с оригинальной сказкой или с нашими стереотипами о волках, будет ли он с такой же вероятностью не доверять волку? Может ли ребенок прийти к убеждению, что волк все-таки в чем-то прав? Здесь мы подходим к сути проблемы критического мышления.
Мы с Ноа стали жертвами того, что исследователи называют «эффектом простого предъявления». Канеман объясняет, что частое упоминание о каком-то предмете заставляет нас приписывать ему положительные свойства. Исследователи провели эксперимент в американских университетских газетах, где в рекламном блоке каждый день помещались турецкие (или похожие на турецкие) слова без какого-либо контекста или объяснения их значения. Через несколько недель читателей попросили оценить эти термины, а также другие, которые встречались реже. Они должны были определить, означают ли они «что-то хорошее» или «что-то плохое».