Утром солнце поднимается на востоке, чтобы вечером сесть на западе. Какое утверждение может быть более банальным? Но для чего оно поднимается на востоке? Оно красит небо в светло-голубые рассветные тона, оттеняет облака бело-серыми переливами воздушно-водяных барашков. Их пушистые клочья есть не что иное как увеличительное зеркало для худеньких завитков пенящихся гребней чуть шальной от послетуманной свежести зыби, прорезавшейся на море. Затем, чтобы осветить это встаёт солнце?
Или оно просыпается для того, чтобы явить миру творения рук человеческих, вроде стен иррегулярно в несколько уровней расположенных бастионов большого форта на острове, почти безлесые холмы которого лежат под ветром, на западе? Или солнце не желало ничего иного как увидеть четвёрку клонимых восточным бризом кораблей, шедших с наветренной стороны острова на север. Два корабля были трёх- (с косыми парусами на бизанях) и два – двухмачтовыми (с косыми парусами на фоках). Маленькая эскадра шла под фоками, гротами, бизанями, марселями и частью кливеров. На парусах был вышит герб: на тёмно-красном фоне оранжевая голова большой пустынной лисы, агрессивно щерившейся налево по отношению к наблюдателю.
Это был герб Эйстхарди из герцогства Эйстер – большой пустынной области на востоке Кондера, где было всего несколько городов, располагавшихся в зелёных низинах оазисов и втянувших в себя значительную часть населения той страны. Народ, населявший Эйстер, занимался по большей части разведением лошадей и верблюдов, торговлей и военным делом. Во всей Кондерской империи, а то и во всём мире не было лучших всадников, чем кавалеристы Эйстера – молчаливые и чуть угрюмые смуглые мужчины с горящими песочной сталью чёрными глазами и вьющимися под повязками волосами; они презирали доспехи, их лошади были легки, быстры и выносливы, а в качестве оружия они использовали копья, сабли и пистолеты.
Несколько коней эйстерской породы (внутри которой существовало множество её собственных, но ни одной скрещенной вариации) находилось и в специально оборудованных стойлах трюмов кораблей. Самым видным и самым беспокойным из этих коней был, пожалуй, белый жеребец, с шерстью, лоснящейся самодостаточным блеском даже в полутьме трюма, то и дело фыркавший и перетаптывавшийся на месте.