Справедливости ради, Эдману стоило признать, что поездка, изначально воспринятая им враждебно, все же пришлась как нельзя кстати. Последние пять лет он ненавидел лето, хотя это было единственное время года, когда в его родовом имении получалось сносно жить: сырость и холод отступали настолько, насколько это было возможно в той проклятой богами низине. Но Эдман, привыкший к бесконечным разъездам, сторонился оседлого образа жизни и никак не мог найти себе занятие ни в старом особняке, ни в его окрестностях.
Весь год он усердно работал в столичной академии магии и домой наведывался лишь изредка, ради поддержания порядка и проверки работы управляющего, но летом адепты сначала отправлялись на практику, а потом – на каникулы, и ему волей-неволей приходилось торчать без дела в глуши и, умирая от скуки, ждать нового семестра.
Теперь же неожиданное предложение Вилмора позволило Эдману уехать из опостылевшего имения на целых три месяца, а кроме того, снова почувствовать себя нужным государству. Пусть он никогда и не жаловался на судьбу, но внутри его постоянно грыз червь разочарования. Осознание собственной ущербности из-за полученного ранения и невозможности продолжать воинскую службу то и дело давало о себе знать.
Вилмор же дал ему возможность вновь оказаться в гуще событий. В существование таинственного заговора Эдман не верил ни на грош и считал свою поездку скорее перестраховкой, чем настоящим расследованием. Ну кому придет в голову похищать дайн и использовать их ману для совершения преступлений? Государственный аппарат жестко контролировал всех жителей, да и ни о каких вероломных нарушениях законов никто не слышал, так все больше по мелочи. Но Вилмор уверен в обратном, значит, стоит его убедить в беспочвенности смехотворных подозрений.
Дорога пошла вверх, экипаж замедлил ход, и Эдман выглянул в окно, чтобы лучше рассмотреть школу блаженной Камелии на вершине одного из холмов. Он с удивлением отметил, что даже с тракта, проходящего далеко внизу, бросалось в глаза то, насколько это огромное и мрачное строение не вписывается в окружающий пейзаж.
Серые стены разноуровневых башен и зданий выглядывали из-за высокой каменной ограды с бойницами. Над черепичными темными крышами торчали кривые флюгера и пустые флагштоки. Казалось, что по задумке строителей здесь должны были развеваться яркие полотнища с гербами, но хозяева этого неприятного места не имели родовых знаков отличия и не смели украшать ими шпили. Создавалось впечатление, что неизвестный, лишенный таланта архитектор поглумился над жителями долины и соорудил уродливое творение на самом значительном возвышении, надеясь на века испортить людям чудесный вид на поросшие сочной травой склоны, уходящие к горизонту.