Юноша ответил твердо:
– Я семь лет это слушаю. Устал. Добром ли, силой ли, а сегодня я Всевладу увезу.
– Давай тогда у нее спросим, чего невеста хочет? – предложил Ярополк, в благоразумие дочери малую толику веры сохранивший.
Все мужчины в горнице посмотрели вопросительно на Всевладу. Щеки девицы порозовели, руками она принялась теребить косу толстую.
– Я в счастье свое с мужем из рода Любомудра не верю. Колояр мне люб.
Ярополк со вздохом поднялся с кресла, взял руки дочери и гостя незваного и соединил их со словами:
– Быть по сему, – а затем крикнул громко, чтобы работницы, которых в горнице не было, услышали и начали готовиться к празднику: – Собирайтесь! Идем к дубу свадьбу играть!
Из перехода между светлицами и горницей такой грохот послышался, что многие мужчины потянулись было к ножам за поясами, мечам и палицам, к скамьям прислоненным. Но почти сразу раздались женский крик слабый и удар чего-то о деревянный пол. Уже зазвучал топот шагов прислужниц снизу. Один из родственников Ярополка дверь отворил быстро. Кто-то ахнул. В переходе скамейка была перевернута. На резном углу ее алело маленькое пятнышко. Мичура билась головой о пол, как безумная. Кровь из носа ее хлестала на верхнюю губу и подбородок. Несчастная смогла даже рубаху и пол испачкать. Девица заметила, что дверь в горницу открылась, но не остановилась, только заревела громко. На руках приползла она послушать, что батюшка ее решит. Увы! То, чего она боялась, исполнится!
Всевлада и Колояр застыли. Зверополк, поймав взгляд Ярополка, начал звать работниц:
– Что же это такое? Сюда скорее! Вяжите ее, унесите!
Две дюжие прислужницы крепко схватили дочь несчастную за запястья и лодыжки и стали их связывать. Третья же поднимала скамейку к стене. Мичура пыталась вырваться, но сил не хватило. Ярополк вмешался наконец-то. Белым рушником-полотенцем, взятым у одной из работниц, он принялся вытирать нелюбимой дочери лицо. У Мичуры что-то в груди заклокотало, из глаз слезы брызнули.
– Дай мне умереть, батюшка, – попросила девица жалобно.
– Тише, тише, – ответил Ярополк тускло, все еще держа тряпку белую у носа дочери.
– От меня пользы не будет. Дай уйти. Лучше в мешок и в воду, чем за государя замуж… Чтобы все волколаки говорили… уродина… безногая…
Гости и жители Палицкого Холма головами осуждающе покачали. Один из приехавших спросил шепотом у немолодого уже родственника Ярополка: