Даже если всему придет конец - страница 10

Шрифт
Интервал


Его маленькая худенькая фигурка на мостках, шампунь и надувная игрушка – он сидел на самом краю, когда увидел облачко и дым на той стороне озера, замер, потом повернулся посмотреть на меня в поисках утешения или защиты, и на какой-то краткий миг, прежде чем я осознал, что именно показывает мне старикан, прежде чем составил план, я не смог его поддержать, я был так же потерян, как и он сам.

– Я хотел показать зуб дельфинчику, – хлюпает он носом.

– Ну конечно, хотел.

– И зуб теперь там, сгорел.

– Ничего подобного. Он лежит себе в банке и ждет, когда ты снова сюда приедешь.

Зак кивает, уставившись в землю. Молча идет к машине со своим рюкзачком.

Карола сидит на заднем сиденье с открытой из-за невыносимой жары дверцей и вопросительно смотрит на меня:

– Он забыл свой зуб у мостков на озере.

То ли из-за промелькнувшего в ее глазах страха, то ли из-за того недавнего мгновения, когда она спустилась с икеевским пакетом и поцеловала меня так, что между нами пробежала искра, я говорю: «Пять минут, ладно?» Затем, не дожидаясь ответа, быстрым шагом отправляюсь той же тропинкой, какой столько раз хаживал прежде за земляникой, черникой, газетами в почтовом ящике, держа за руку моих малышей в халатах, спасательных жилетах, попахивающих мочой пижамах и дымке снов, которые непременно нужно рассказать, пока они окончательно не рассеялись и не исчезли.

* * *

Старик все там же. Он сидит на обшарпанной деревянной скамейке и смотрит вдаль, за озеро. Небо над нами приобрело почти такой же оттенок серого, что и его куртка, а по ту сторону превратилось в темное мохнатое покрывало, оно вздувается, увеличивается, час назад дым походил на туманное перышко, теперь же он разошелся по небосклону, сгустился, от него веет ужасом.

И воздух. Такая гарь, что глаза слезятся.

– Эй, – говорю я, – пора ехать.

Он с усилием поворачивается и смотрит на меня:

– Забавно, в прошлый раз меня хотели заставить остаться дома. Я полтора года провел взаперти. Ни с кем не встречался, даже с соседями. А теперь все наоборот. Теперь мне нельзя остаться тут.

По интонации и хорошо подобранным словам понятно, что он заранее подготовил эту речь, вероятно, я не первый, кто его об этом спрашивает, или же у него был долгий телефонный разговор с детьми или внуками, и вот теперь он снова проявляет упорный напыщенный стоицизм, какой бывает у пожилых людей его породы.