, представилось, как придется снова ехать сюда, в этот нелепый храм торговли, и везти с собой коляску из красивой дизайнерской ткани с кожаными вставками коньячного цвета на ручке, и я услышал, как кассирша прошелестела в тишине, что
в случае чего мамочке самой надо будет все это сделать.
Но и эта тревога схлынула, прошло и это мгновение, и осталась только сумма, ряд цифр на экранчике кассового аппарата, размер ее слегка превышал стоимость моего первого автомобиля.
– Оформим кредит? – поинтересовалась дама с приветливой лучезарной улыбкой, и, посмотрев по сторонам, я впервые увидел других пап: пребывающего в стрессе футболиста в болельщицкой майке, эмигранта в помятом костюме, мужика в кожаной куртке и скрепленных липкой лентой очках – и понял, что так здесь все и устроено. Народ ради таких покупок влезает в долги, выплачивает смс-кредиты, процентные ставки, начальные платежи, пени за просрочку платежа, люди сидят у себя в тесных окраинных кварталах больших городов и наскребают каждый месяц из зарплаты на плюшевых мишек, одеяльца, детские коляски, и вот тут я почувствовал, как во мне пробуждается гордость.
– Нет-нет, – ответил я, протягивая банковскую карту, – я оплачу все сразу.
И Карола, стоявшая рядом со мной, положила руку мне на лоб, словно у меня жар, и пробормотала, что мы могли бы посмотреть в других магазинах, может, получится найти почти новую коляску в интернете, но я только ощущал ее руки у меня в волосах, ее пальцы у меня на затылке, слышал «ты не против, ты уверен в этом»; она касалась меня, она наконец-то касалась меня, я не мог припомнить, когда в последний раз она меня касалась, «все в порядке, милая, я разберусь», и потом ее взгляд, то, каким она видела меня в тот момент, когда все было прощено, все стало идеальным и таким офигенно заслуженным.
Пятнышко между линией роста уже сейчас густых темных волос и гладью лобика, слишком высокого за счет рельефа черепной кости, – заросшая пушком расплывающаяся отметина, которая временами, а особенно в тепле и сумраке, вот как сейчас, норовит переместиться куда-то за висок, или за ушко, или же к родничку, а то и вовсе на затылок, – в это пятнышко я зарываюсь носом и втягиваю запах мягкой бархатистой кожи и впитавшегося в нее сладкого молока, по прошествии пары дней запашок становится чуть резче, напоминает аромат вызревшего сыра и исчезает только после купания. Я ощущаю вес в моих руках, девочка словно куль теплого молотого фарша, на ощупь похожа на маленькую свежую сарделечку, синюгу, добротно набитую начинкой, аккуратно заложенной внутрь влажными руками, чтобы не лопнула нежная оболочка, в ее маленьком теле все гладко и не напряжено, никаких мускулов и выпуклостей, и в полудреме стираются границы между ней и мной, остается лишь дыхание и мягкая, теплая, липнущая к телу кожа, она совсем голенькая, в одном только подгузнике, вот уже несколько месяцев она спит без пижамки – слишком жарко.