– Ага, и Колька, сорванец, смолчал тогда, что ты через болото попёрся, – поморщилась Клавдия Никитична. – Ты к чему это вспомнил-то?
Борис улыбнулся и ей тоже, а потом оба снова на меня так неприятно уставились, что по моей спине мурашки поползли размером с горошину.
– Что? – нахмурилась я.
– Сказку я тебе сейчас расскажу, – многозначительно пообещала старушка. – Любишь сказки?
– Не очень, – честно призналась я. – И по-моему, для сказок сейчас не очень удачное время, не находите? У вас реальных проблем выше крыши. Вы мне лучше покажите, где до утра поспать можно, а утром я домой поеду. Всё равно пользы от меня здесь никакой, вы и так всё знаете.
– А я всё-таки расскажу, – упёрлась Клавдия Никитична. – Она не длинная, успеешь выспаться потом.
Я тяжело вздохнула, смирилась со своей участью и закрыла ноутбук.
– Ну рассказывайте, раз вам заняться посреди ночи больше нечем.
– Давным-давно…
* * *
Давным-давно на месте нынешнего посёлка городского типа Мухино стояла барская усадьба, принадлежавшая, естественно, Мухиным. А там, где теперь находится деревенька Лесное, не было ничего, кроме единственного домика лесника. Лесника этого звали Остапом, жену его – Фёклой, а сына их единственного – Михаилом. И фамилия этой лесной семейки была, конечно же, Оленевы.
Барин Мухин рано овдовел, а потом решил второй раз жениться, чтобы наследниками обзавестись. Привёз откуда-то молодую жену-красавицу Полину и решил в честь свадьбы охоту большую устроить, гостей своих потешить. Охотничьи угодья располагались тогда там же, где и сейчас – на большом острове, который река с двух сторон рукавами обходит. Полинка на той охоте благополучно свалилась с лошади и сломала ногу. Нашёл её Мишаня – сын лесничего. На руках чуть ли не до самой усадьбы нёс, пока их люди не заметили и помогать не примчались.
Так началась тайная, запретная любовь молодой барыни и сына лесника. Встречались они нечасто, всё по кустам от посторонних глаз чувства свои прятали, а через два года барин прискакал на лошади к лесному домику и корзинку с собой привёз, в которой младенец лежал. Умерла Полинка в родах, а перед смертью покаялась мужу во всех своих грехах. Барин дочку новорожденную даже видеть после этого не захотел. Не его это ребёнок, и всё тут. Мишаню сгоряча кнутом до смерти запорол, а младенца Остапу и Фёкле отдал – мол, что хотите, то теперь с этим ребёнком и делайте.