– Николай Кузьмич! – позвал я, шагнув к кровати.
Больной заморгал водянистыми голубыми глазами и невидящим взглядом повёл кругом себя.
– Николай Кузьмич! – повторил я.
–Вы громче говорите, он оглох почти, – исстрадавшимся, с апатичной ноткой, голосом произнесла за моей спиной Анна Николаевна.
–Аня, ты тут? Что? Зачем? – торопливо выдохнул Сотников.
Женщина подошла к отцу и, наклонившись над кроватью, приблизила губы к его уху.
–Папа, к тебе журналист пришёл, хочет несколько вопросов задать насчёт деревенского дома, – громко и медленно, почти по слогам, выговорила она.
Старик отставил назад костлявые локти и, сделав усилие, приподнялся на кровати.
– Журналист? Я всё рассказал, – отрывисто выдохнул он, испуганно глядя сквозь меня.
– А с тех пор ничего не поменялось? – спросил я.
– Квартиру ему дать обещали взамен дома, – вместо отца зло ответила женщина. – Вот всё ждём её, квартиру‑то эту.
–Квартиру, а? – громко сказал, почти крикнул, старик. Шумно дыша, он переводил беспокойный непонимающий взгляд с дочери на меня.
Беседовать с ним было бесполезно.
–Может, мы с вами пообщаемся? – обернулся я к Анне Николаевне.
–Да, давайте пройдём на кухню. Я чаю заварю.
–Что, давно болеет ваш отец? – спросил я, садясь возле стола, покрытого выцветшей розовой скатертью.
–Да вот как выселяли его, так и свалился. А до того – ничего, восемьдесят пять лет, а коз и уток у себя в сарае держал, огород вскапывал, на охоту ходил даже.
–А лечитесь как?
–Ой, тяжело, – устало вздохнула женщина, включая под эмалированным пузатым чайником газ. Затем выставила на стол две фарфоровые чашки с выщербленными краями и большую синюю сахарницу с колотым сахаром. – Извините, кроме сахара ничего сладкого к чаю нет. Я на диете, а отцу нельзя. – Несколько секунд она задумчиво изучала меня, как бы решая, доверять ли незнакомцу, и, видимо, сделала вывод в мою пользу, поскольку вдруг заговорила в совершенно ином, видимо, привычном ей скором истеричном тоне. – Вы знаете, даже просто к врачу сходить – целая мука. В поликлинику надо к пяти часам бежать, в очередь записываться чтобы талон получить. Приходишь и стоишь два‑три часа на улице, пока регистратуру не откроют – и в дождь, и в снег, и в мороз. А как откроют начинается, знаете, ругань, толкотня, все без очереди лезут. Иной раз и до драк доходит, особенно если талон на редкого специалиста. Мне‑то ещё ничего, а бывает, бабка старая приковыляет кое‑как, бумажку эту не успеет получить, и стоит у выхода, плачет. Доехать до доктора – тоже целая история. Отец же не ходит почти, надо машину заказывать где‑то. А это тоже деньги…