Муж хочет пойти к друзьям, у них собирается веселая компания. Звал ее с собой. Так, для порядка, для галочки, как любила раньше говорить мама. Знает, что она среди них как та самая черная ворона среди ярких попугаев. Никак не может вписаться.
Всегда с ней так – в чужих стайках чувствует себя неуютно, разговор поддержать не умеет, тушуется, замыкается. От необходимости держать лицо и вести себя адекватно ситуации – веселиться, когда всем весело, начинает пульсировать в виске.
Может, конечно, дело тут вовсе не в особенностях ее характера, а в разнице в возрасте – между ней и мужем, между ней и его друзьями. Пять лет в ее пользу. Или ей во вред, это уж как посмотреть.
Если со стороны, то смешно, наверно, – тридцатилетняя женщина и двадцатипятилетний мальчишка. Нет, выглядит она молодо, больше двадцати трех до сих пор никто не дает. Это если в глаза не заглядывать. Зато чувствует себя старухой. Изергиль.
Каждый раз удивляется, подходя к зеркалу, что отражается не сгорбленной старой перечницей, а смешной рыжей девчонкой со спортивной фигурой и порывистыми движениями подростка.
Впрочем, факт остается фактом. И все друзья-приятели мужа знают, какой год рождения значится в ее паспорте. И то и дело напоминают, что когда ему будет тридцать пять – самое время для мужика заводить детей, – ей будет уже сорок, а значит, поздно, поздно, поздно.
Конечно, все в форме шутки. И можно было бы вообще не брать в расчет, если бы не одно «но». Любовь. Не влюбленность, не страстное желание тела, не волшебное очарование другим человеческим существом – это все временно, проходяще, – а глубокое чувство единства, невозможности представить себя отдельно, уважение, наконец… Любовь, которой больше нет. Да и была ли, вот в чем вопрос.
Когда-то она верила в то, что только так и бывает – с первого взгляда и до последнего вздоха. Теперь вспоминать те времена смешно до слез. Когда-то у нее именно так и было – от и до. Единство, стопроцентное вживание, души – сиамские близнецы. Давным-давно. В те сказочные времена, когда она еще не была старухой Изергиль…
Город за стеклом стремительно становился темно-синим, подергивался дымкой, таял. Вдалеке зажигались огни. Там – на самом горизонте – пролегала широкая шумная трасса. Под самым окном, неизменно звеня на повороте, уходили в парк трамваи.