вернулись живы – поживём и ныне.
И, кстати, не добрались до Берлина,
не расписались на стене рейхстага
ни дядя, ни Гончар. Их полк у Праги
закончил в мае добивать врагов.
После войны. Одиннадцатого.
***
И вот он – мир. Григорию во Львове
при штабе довелось служить. И, к слову,
как раз тогда туда он перевёз
родителей, сестрёнку. А колхоз
остался в прошлом. Позже с Украины
уехал Гриша, жил на Сахалине
с женою, сыном, дочерью. Но нет
уже ни с кем контактов много лет.
Поскольку умер дядя – всё же годы.
Как и Олесь Терентьевич. Природе
ведь наплевать: с деньгами ты, без денег,
пенсионер армейский, академик.
Не на войне, а значит, не суметь
ни обмануть, ни пересилить смерть.
Она явилась в девяносто пятом
и забрала с собой Лауреата
Госпремий Сталинских и Ленинских, и прочих,
общественника с кучей полномочий,
Героя Соцтруда и кавалера
различных орденов, – и всем примера:
советским и свидомым, – «генерала»
и даже записного аксакала
литературы рухнувшей державы.
Т.д., т. п., а в гроб всего лишь «Славы»
хватило бы, «Звезды» и трёх «Отваг».
Через полвека после тех атак.
***
Пока же были Барт, и Грон, и сила,
что била и давила, и крушила.
Уж в первый день фашистского рывка
вкатили танки на КП полка.
И командир его Хашим Ходжаев
подбил один гранатой. Но ужалил
таджика-подполковника второй:
погиб от взрыва офицер-герой.
Неделю продолжался «Южный ветер».
Ключом к плацдарму городок Камендин
являлся. Здесь бои за каждый дом,
как в Сталинграде, развернулись. Гром
орудий рвал ушные перепонки.
А через реку, лёд ломая тонкий,
на левый берег от немецких танков
шли доблестной дивизии останки.
Да, уходили. Плача, стиснув зубы.
Да, уходили. Тысячами трупы,
свои и вражьи, тлели возле Барта.
Да, уходили. Чтоб вернуться в марте.
Когда на запад неостановимо
покатится советская лавина.
***
Мне повезло, что человек я – мирный.
Не агрессивный, даже не настырный.
Но в детстве часто, как и все, впрочем,
вживался в подвиги. И днём, и ночью.
17 лет прошло после Победы,
когда родился я во вторник, не в среду.
Хоть мог и вовсе этот свет не встретить,
если бы дядю смёл «Южный ветер».
Случись, не выжил бы дядя Гриша,
и в мире б всё по-другому вышло.
Семья не выбралась бы во Львов
и, может, сгинула без следов
в послевоенные голода.
А меня б не было никогда.
То есть, обязан, пока не помру,
я и Григорию, и Гончару,
и миллионам живых и павших,