– Поговорим о твоем будущем, дочка. Как ты собираешься распорядиться своей жизнью? – спросил Нестор.
– О чем ты, папа?
– О твоей жизни. Она вся у тебя будет впереди, когда ты покинешь Сент-Маргарет.
– Пока не знаю.
– На нашем острове нет университета, поэтому продолжить учебу можно в Мадриде, где учился я, или здесь, в Барселоне. Или…
Марина прервала его. Она знала третий вариант, который ей предложат, но не хотела о нем и слышать.
– Я не знаю, папа. Сейчас не могу ответить. Видишь ли, очень сложно, когда в семнадцать лет тебя заставляют решать, что делать дальше и кем быть всю оставшуюся жизнь.
– Да, верно. Но жизнь так устроена.
– Не представляю себя в другом городе, где надо начинать с нуля. Опять одиночество… Иногда мне кажется, что не стоит продолжать учебу.
Нестор ужесточил тон.
– Дочь, что ты такое говоришь? – разочарованно сказал он. – Будет очень жаль. Ты провела четыре года в одной из лучших американских школ-пансионатов и подготовлена к поступлению в любой университет мира. У тебя отличные отметки, даже более чем отличные… Вот ты не дала мне закончить фразу. Конечно, ты могла бы учиться в Мадридском университете или в Барселоне, но мне прислал письмо директор Сент-Маргарет.
– Знаю, папа, – снова перебила Марина. – Может, мне дадут стипендию в Медицинском университете Филадельфии, – продолжала она без энтузиазма. – Он мне уже сообщил.
– И это тебя не радует, дочка? Тебе известно, что значит подобное для твоего будущего?
– Директор считает, что я могла бы туда поступить. Но впереди еще длинный путь. И мне предстоит сдавать экзамен, похожий на вступительный, а это непросто.
– Поступишь, дочка. И экзамен выдержишь с отличием. Я уверен. Если, конечно, захочешь. Если пройдешь тесты, тебе предложат полную стипендию, и ты получишь лучшее медицинское образование, какое только может получить врач. А ты того заслуживаешь.
Марине не хотелось обсуждать ни свои успехи в учебе, ни свое будущее, ни что-то еще, имеющее отношение к тому, за что ее ценили. Ей вполне достаточно просто молча обнимать отца на потрепанном пароме. Восполнить потерянное время; видеться с ним лишь два месяца в году – маловато. Она жила за тысячи километров в течение девяти месяцев, а теперь, когда была всего в нескольких миллиметрах от него, нуждалась только в тишине да в проявлении любви. И никаких разговоров вокруг ее успехов в учебе. Однако Нестор, не способный уловить это чувство, все настаивал на перспективе светлого будущего, которое предсказывал.