Таким образом, ещё неизвестно, как это мероприятие завершится, уж с нашими-то энрофными низменными обстоятельствами и завихрениями ума. Это вам не грекам с высоты своего положения Закон толкать. Тут ты гол, как сокол, ни молний в кобуре, ни громов, ни прочих примочек, ни даже – знания о том, кто ты такой!
У меня такое чувство, что любой из олимпийцев мог отказаться – свобода воли – как без неё. И у меня такое чувство, что не отказался никто. Как насчёт тебя? Или неё? Риторический вопрос. И ещё мне кажется, что никто из богов не мог впрямую, т.е. гласно, работать на результат. Прямое воздействие на наш мир со стороны Неба лишило бы нас той самой свободы воли. Зачем им нужна наша свобода воли, и что она такое – скажу потом.
Когда я написал всё это, мне стало ясно, что относить Афину и Афродиту на счёт контакта со мной – как бы мне этого ни хотелось – самонадеянно до смешного. Разумеется, вы имеете отношение к Теории, которую я разрабатываю, разумеется, вы – через эмоциональное воздействие – поработали над языком, что оказался в моём распоряжении. Но кто знает, к чему ещё вы имеете отношение? Я знаю лишь одно – Старшее Начало никогда не решает одну задачу, в нашем мире таких задач всегда ровно три, причём они ортогональны, то есть совершенно независимы друг от друга.
Об остальных двух твоих и остальных двух её задачах, я, видимо, не узнаю никогда. Как бы мне хотелось сказать, что ваша способность пройти Энроф зависит от меня, точнее, от вашей способности понять, какой я хороший – просто замечательный! – земной парень! И та из вас, кто меня полюбит – с блеском завершит свою миссию. Мне настолько хочется это сказать – что я это сказал. Впрочем, ты ведь меня полюбила, и я сердечно тебе благодарен. Это негасимый свет, маяк в моей жизни. Давай зачётку.
***
Ты уходишь – в каждом свершённом факте, ты уходишь – с каждым прошедшим днём. Мне читают вёсны стихи и мантры, а зима утаскивает на дно. Ты уходишь в бездны и на вершины, в зашумевший ветер и талость вод. Отреченьем сущее так прошито, что нельзя загадывать наперёд.
В лабиринтах улиц тебя теряю, утекает прошлое – пальцев меж. Это время – праха, и липкой дряни, это время краха моих надежд. Обретают звёзды свои орбиты, принимает форму Небес Земля. Я не знал, что сердце моё разбито. Я вообще не знал, что сердца стеклят.