Где Селеста?
Её не было перед ним. И музыка с танцев пропала. Что произошло?
Лукас попытался повернуть голову, но не смог. Он попытался сделать шаг назад, но его ноги словно приросли к полу. Он не знал, где находится. Всё вокруг него – освещение, земля под ногами, воздух – казалось другим.
Мальчик попытался позвать Селесту по имени.
Он не мог пошевелить даже губами.
Лукас мог видеть лишь переулок впереди и стену, исписанную граффити, сбоку от него.
Руки, ноги и шея не слушались. Он не мог даже моргнуть.
А потом Лукаса осенило. Он понял, где находится. Эта аллея и стена с граффити. Он носил их в кармане. Он видел их тысячу раз.
Теперь, когда Лукас изо всех сил пытался пошевелиться, но не мог, это было единственное, что он видел.
Это единственное, что он когда-либо увидит.
Овсянка… Дело в том, что я её ненавижу. Я не просто её не люблю. Я ненавижу её с силой тысячи взрывающихся солнц. Если я возьму хотя бы одну ложку овсянки в рот, меня вырвет.
Без шуток.
У меня рвотные позывы, и задняя часть языка подкатывает вверх. И мне приходится перебарывать себя, просто чтобы не стошнило.
Всё из-за её текстуры.
Эти комочки.
Как будто ешь грязь. Или клейстер. Или коровий помёт.
И я знаю, о чём вы сейчас думаете. Пробовала ли я добавлять к ней тростниковый сахар? Клубнику и сливки? Шоколадную крошку? А кокосовую стружку?
Что ж, ответы да, да, да и ещё раз да.
Я пробовала овсянку всеми возможными способами, и мне всё равно, что в неё добавлено. Она остаётся вязкой и противной.
Вот если бы вы сказали мне посыпать запасную шину шоколадной стружкой, а затем съесть её, стала бы шина от этого вкуснее? Конечно нет. Она всё равно останется запасной шиной. Она всё равно будет отвратительной и несъедобной. Так же, как овсянка.
Поэтому, когда однажды утром я уселась на своё место за кухонной стойкой и мама поставила передо мной мою любимую жёлтую миску, я не поверила своим глазам.
Потому что она была до краёв наполнена – как вы уже догадались – овсянкой. Бесцветной комковатой овсянкой.
– Эй, – возмутилась я, – это же…
Но мама перебила меня.
– Да, Елена, – отрезала она. – Смирись с этим.
– Но… – затянула я, и прежде чем я успела продолжить, мама зачерпнула горсть голубики из миски на столе и бросила три ягодки в мою любимую жёлтую миску. Остальное она запихнула себе в рот.