– Хочу пригласить Яну в гости, – переводит свой взгляд на меня и продолжает, – Яна, ты помнишь бабушку Маню?
Неопределённо киваю в ответ. Я, конечно, помню, как к нам приезжала моя бабушка по отцовской линии, но столько лет прошло, я и не вспоминала о ней никогда за эти годы.
– Она долго жила за границей, поэтому ты почти ее не знаешь. Сейчас она живёт в моем доме. Твоя бабушка очень стара и больна, она хочет тебя увидеть. Я пойму, если ты не захочешь поехать. Прости меня, Яна! – отец протягивают руки, и обхватывает мое запястье, сам смотрит в глаза и продолжает. – Прости, дочь! Я плохой отец. Не уберёг то, что имел, погнался за выгодой. Если сможешь когда-нибудь, прости! Но твоя бабушка ничего не знала, я ей не говорил. Наверное, стыдился своих поступков. Поехали, пожалуйста, со мной, она будет рада.
Ну, вот как я могла отказаться? Переглянулись с Офелией, она кивнула в знак поддержки моего решения, я быстро собралась и поехала в гости к отцу.
На улице нас ждал дорогой автомобиль, молодой человек открыл перед нами дверь, помог усесться, а потом сам сел за руль. Ехали в тишине. Я всю дорогу разглядывала город, одновременно пытаясь запомнить путь, а отец с кем-то переписывался в телефоне. Так мы проехали через центр, и выехали на другой край города, туда, где расположен комплекс особняков вип-класса.
Все тот же молодой человек помог выйти из машины, и я вцепилась в рукав отца. Ну, не привыкла я к такой роскоши. Дом казался пустым, отец повел меня в конец коридора и, остановившись перед дверью, тихо постучал, а потом сразу открыл.
Мы зашли в маленькую спаленку: кровать, тумбочка около нее, небольшой шкаф у стены.
– Мама, – шепотом обратился отец к лежащей на кровати бабушке, – смотри, кого я тебе привел.
Я запомнила ее бодрой энергичной женщиной с громким голосом и открытой улыбкой. Но сейчас я увидела седые волосы, убранные под платочек, бледное лицо, тонкие руки поверх одеяла. И мне стало жаль свою бабушку.
– Яночка, – тихим голосом позвала меня баба Маня, показывая, чтобы я подошла поближе.
Я не выдержала и подбежала к ней, обняла, поцеловала в щеку, прижалась крепче.
–Ну-ну, развели сырость, – иронично заметил отец, – мама, тебе нельзя волноваться, у тебя же сердце!
А когда мы с бабулей наконец-то оторвались друг от друга, и я присела на край кровати, держа ее за руку, папа, сославшись на дела, оставил нас вдвоем.