– Мама уехала, как только мне исполнилось 16, и я, по ее мнению, уже был довольно самостоятельным. Ну, оно и понятно, ехать мне точно никуда не хотелось. А вот Зитка махнула за мамой на Дальний Восток, но недавно, уже совершеннолетняя, вернулась назад. Сказала, что маме без нас хорошо, не нужны мы там ей. Редко на связь выходит. И со мной, и с мамой. А она часто про Зитку спрашивает. Я-то знаю, что мама нас любит. И как бы хорошо ей без нас ни было, все равно скучает, и видеть рада всегда!
Да, Тося – одна из тех женщин, о которых классики еще писали, как о русском национальном достоянии и генофонде. Таких больше не делают… Она была женщиной без возраста, без грусти и нытья, без нужды в твердом уверенном плече рядом. Она всегда говорила: «Если бы не дети, не знаю, как жила б…» И никто до конца понять не мог, радуется она этому или огорчается…
– Ой, а что мы с тобой тут стоим, очередь только собираем. Давай присядем, расскажешь мне о себе, о Гортензии, о маме. Как вы все вообще? Тося… Наталья… – я все никак не мог подобрать правильного слова, чтобы не напомнить про детские травмы и самую, пожалуй, нервную и эмоциональную историю тех лет… Но после пары неудачных попыток, просто продолжил. – Она же сама, как киносериал была. Каждый день новая серия…
– Поверь мне, такой она и осталась… – Нежно улыбнувшись и сделав вид, что не заметил моих метаний, перебил меня любящий сын. – Я сейчас на встречу убегаю (если мне кофе, все-таки, нормальный приготовят!), дай мне свой номер, я наберу тебя. Очень хочется поболтать. Кажется, то время, когда ты у нас жил, было самым… – Атос долго подбирал слово, копался в памяти, как в кармане пиджака, доставая все не то… – Счастливым? – Спросил он будто бы у самого себя. – Да, наверное, самым счастливым. О нем вспоминаешь, и сразу как-то тепло становится, уютно, как дома… – на этих словах взгляд его куда-то убежал. В глубину него самого, лет на 15 назад…
– Маааам, ну, дай ещё полчасика! – Истошный вой взрослого, по современным меркам, 11-летки мог вывести из себя любого, даже самого адекватного, родителя. – Ну, дай я еще полчасика поиграю! Тебе что, жалко? – А ей не было жалко, ей было грустно и обидно. Грустно оттого, что ее ребенок кажется ей совершенно чужим и незнакомым в последние пару лет. Обидно, потому что она определенно не справилась с ролью матери. И это странно.