На специальные мероприятия Александр Максимович выходил через отдельный вход. Во-первых, он не хотел пугать коллег своим часто неприглядным видом, который мог бы вызвать подозрения в странном образе жизни руководителя, часто требующим далеко не делового стиля одежды. А, во-вторых, подчиненные, которые не знают на месте ли шеф, по его мнению, более организованы.
Сигналом к особому виду операции служила произнесенная вслух или мысленно фраза «Душа болит» на расстоянии менее одной тысячи восьмисот пятидесяти километров от офиса. На специальном приспособлении, похожем на шкатулку из лакированного дерева, загоралась красная лампочка, и раздавался приятный перезвон. Тогда босс надевал очки, а Матрена рисовала ему маршрут в ту точку, где соответствующая фраза прозвучала.
Вот и сейчас, как только прозвучал сигнал, Сан-Максыч водрузил на нос очки, которые немедленно указали место назначения – буфет на Ярославском вокзале. Пришлось одеться под стать большей части посетителей железнодорожного вокзала: приезжих, встречающих этих приезжих, а также жителей предместий и области, работающих в Москве. И хоть до места назначения максиму двадцать минут пешим ходом, спешащий на вызов Сан-Максыч решил вызвать такси, дабы не привлекать к мероприятию Че́шу. Правда, на Сретенке перед Сухаревской площадью образовалась глухая пробка и пришлось оставшуюся часть пути, которая теперь стала длиннее, чем от офиса, добираться пешком.
Благо, у того, кто произнес знаковую фразу, как это часто бывает, срочных дел не намечалось, а собеседники, желающие составить компанию и угоститься дармовой выпивкой, имелись в избытке. Искомого персонажа Сан-Максыч выявил сразу, и это тут же и подтвердила Матрена:
– Старик в плаще и кепке – клиент, остальные – собутыльники.
Сан-Максыч поднял воротник куртки и, опустив кепку на самые брови, подошел к столику, за которым кампания картинно вздыхала под исповедь старика, не забывая разливать по стаканам горячительное.