Эйтан, смутившись, кинул взгляд на идущую рядом с правителем Адайль. Кровь бросилась ему в лицо: почему сейчас вдруг ему припомнилось это?..
Эйтан с Адайль, – семи лет, может, около восьми – подрались по какому-то пустячному поводу: выясняли, чье пророчество могущественнее, может быть, или какой вид переиначивания более необходим. Их быстро разняли, потому что особо и драться-то было не за что, и они уже было помирились, как внезапно над их головами прогремел ледяной голос:
– Вы считаете это достойным поведением девы пророчества, Адайль Небула?
Мама строго смотрела на них сверху-вниз. Маленький Эйтан сжался, ожидая своей очереди на трёпку, но услышал лишь:
– А не отвечать своему правителю, видимо, считаете достойным главы рода Небула?
Эйтану врезался в память этот момент, потому что уже тогда понимал, что маленькая Адайль (довольно сильная для девчонки, но, всё же, девчонка) по факту была главой рода переинатов только на словах, ведь никакого рода больше не было. И стыдить этим её – растрёпанную, с порванным рукавом, с пунцовым, опущенным лицом – было несправедливо.
Эйтан снова покосился на Адайль, шагающую рядом с его отцом. Она подросла, естественно, с тех пор: ей уже десять, – но он по-прежнему не видел перед собой главу рода, кого-то значимого. То ли из-за того, что она всё ещё не взрослая, то ли из-за того, что она ещё не переинат, то ли из-за того, что она – девочка…
То ли из-за того, что все чаще называли её его невестой, чем главой рода: и сам род Небула прервётся, как только она станет Импенетрабил.
«Не позволю! – снова всплыл в памяти голос матери, но слабый, такой, как бы в последнее время. – Ни за что не позволю!».
Когда мама заболела, Эйтан навещал её так часто, как мог. Мама всегда ласково журила его, что он пропускает занятия, но никогда не прогоняла. Поначалу он надеялся, что она скоро поправится и все будет как прежде. Но проходили недели, потом – месяцы, маме становилось все хуже, и в сердце начинало закрадываться отчаяние. Переинаты исцеления третьего уровня сменились переинатами второго, а затем – и первого: и когда не помогли и они, стало ясно, что маму не спасти. В её спальне отныне всегда царил полумрак, и в воздухе пахло лекарственными отварами и благовониями. Иногда она просила посадить её к окну, и могла даже выпить с Этаном чай, но в последнее время у неё не было сил даже подняться с постели.