– У вас было проникающее осколочное ранение головы, из вас достали два осколка, а один до сих пор находится в тканях головного мозга, о какой службе может идти речь, молодой человек, мы просто не имеем права пропустить вас, поймите, это подсудное дело, на это никто не пойдет, никакие независимые экспертизы вам не помогут. У вас однозначная категория «Д», вы абсолютно негодны к службе, у вас инвалидность.
– Товарищи офицеры, я должен служить, для меня это все, прошло уже три года после моего увольнения, нет мне тут жизни, никому я тут не нужен, пошлите меня куда угодно, но восстановите на службе, согласен пойти даже сержантом или, если нужно, рядовым.
– Старлей, не дури, ты уже сейчас, при нормальном разговоре не совсем себя контролируешь, буквы путаешь, да что мне тебе объяснять, ты не дурак и сам все прекрасно понимаешь и лучше всех знаешь о состоянии своего здоровья. Ты что, думаешь, что я контуженных на своем веку не видел, поверь, навидался по самое не могу, и прекрасно знаю, что потом происходит, тебе не о службе надо думать, а о том, как бы прожить подольше, или не у тебя год назад микроинсульт случился.
После этих слов я опустил голову, до последнего я надеялся, что этот факт останется неизвестен комиссии, однако, я недооценивал современные цифровые системы. Две тысячи тридцатый год все-таки на дворе, все всё обо всех знают.
– Вижу, что парень ты неплохой, но и под монастырь тебя подводить я не стану, осколок из тебя не смогли вытащить, на чудо понадеялись, и оно случилось, ты выжил и сохранил себя и все свои функции, так и живи, а кому послужить нашей Родине найдется.
«Там сейчас по лесам недобитки прячутся, вы же знаете, а я морпех, меня этому учили, ну убьют меня, да и плевать, главное, что я умру с оружием в руках, а не как штафирка», – с жаром выпалил я.
«Евгений Николаевич, – обратился ко мне председатель комиссии, – мы вашу позицию услышали, подождите пожалуйста возле моего кабинета».
«Есть, товарищ полковник, – гаркнул я и, развернувшись, вышел из кабинета, уже оказавшись за дверью я подумал, – ну вот, и чего я голос повысил, только хуже будет, тут надо настойчиво уговаривать, а не лезть на рожон».
Ожидание возле кабинета военного комиссара затянулось, в очереди на комиссию было немало юношей и девушек желающих или нежелающих проходить службу. По закону, после событий восьмилетней давности, каждый гражданин был обязан проходить военную службу, мужчины два года, а девушки год, но у них была возможность по личной просьбе увеличить срок службы до двух лет. Никто не запрещал становиться кадровым военным, общество давно повернулось к армии лицом, и служба была очень почетным родом деятельности, сам я осознанно стал военным.