– Неплохо. – Его пальцы нежно погладили мою щеку – так ласкают собак или кошек. Затем он продолжил: – И мне польстило очевидное мое влияние на твое творчество. С тобой можно и поработать. – Сказочник резко открыл бардачок и швырнул туда перчатки. Немного земли с них осыпалось на бежевую обивку. Меня замутило. О чем я думаю? Какие книги?! Нас было четверо… А теперь двое. И на перчатках Сказочника земля.
– Замерзла? – Теперь его горячая тяжелая ладонь скользнула по моему голому плечу. Я дернулась в ответ на это прикосновение.
Холода я не ощущала. И тряслась не поэтому. Просто я боялась. Разделить участь тех, кто навсегда остался в этом лесу. Из последних сил сосредоточилась. Лишь бы не упустить шанс. Сбежать. Спастись. Выжить. «Сделай хоть одну ошибку, Сказочник, пожалуйста!» – безмолвно молилась я. Любую оплошность, а я воспользуюсь ею без раздумий.
Он подался назад, и воздуха стало больше. Сказочник захлопнул дверь.
Машина легонько качнулась, когда он занял водительское кресло.
И тут мне стало ясно: оплошности не будет. Он все понимает, все чувствует. Только человек, который так чувствует, мог писать такие тексты…
И в этот момент он понял, что я поняла. И усмехнулся.
– Вот и умница, – подытожил Сказочник. Он пристегнулся и еле заметным движением коснулся кнопки на приборной панели.
Внедорожник плавно двинулся с места. И я поплыла через темноту, догадываясь, что это путешествие в один конец. Раздался глухой щелчок – сработала блокировка дверей. Ну и бог с ней. Что дала бы мне эта дверь? Куда бы я побежала? По проселочной дорожке в лес? В шелковом вечернем платье и на каблуках? А больше бежать было некуда. Если я все-таки вырвусь от него (при условии, что вообще выживу), и следователь привезет меня сюда, чтобы я показала, где Сказочник заживо похоронил тех несчастных, а меня решил для каких-то своих целей оставить, я не смогу указать место захоронения. Я видела только фрагменты земли и деревьев, которые выхватывал из небытия свет фар.
Сказочник опустил стекла. Наверное, понял, что мне плохо.
За окнами машины ночной сосновый лес был похож на все леса на свете. Запах мокрой от вечерней росы травы не давал мне ни свежести, ни ностальгии по даче и детству, ни легкого дыхания.
Я думала о траве, которая вырастает на могильных холмах. Она пахнет так же. Я еще жива, хотя, может быть, уже нет? Может, он для себя этот вопрос уже решил?