– Ох, что же мы теперь сделаем с тобой за твои угрозы, киса… Придумаем что-нибудь поизящнее.
Я повернулась к нему и встретила длинную ухмылку до самых ушей, будто он был каким-нибудь злодеем из фильмов.
Мне нужно закончить эту школу и поступить в колледж, чтобы обучиться какой-нибудь профессии и начать зарабатывать собственные деньги, чтобы обеспечивать себя самостоятельно. Мне некогда выслушивать оскорбления в свой адрес, каждый день терпеть этих тупоголовых сынков и дочерей богатеньких папаш, и оттого мне нужно было поставить их на место. Как правило, такие задиры питаются чужими страданиями и чувствуют себя сильными только при условии, что их жертва молчит в тряпочку. А я не такая и не буду такой, какой бы платок на голове не носила.
– Кисой называть будешь свою подружку, – сказала я, не убирая свой взгляд с его глаз, которые стали чуть больше от моих слов. – Найдите себе другое развлечение вместо того, чтобы строить из себя чёрт знает кого.
Они не успели ответить: в класс почти разом ворвалась толпа подростков, громко о чём-то болтая. В прочем, когда я взглянула на настенные часы, я поняла, что урок начнётся через минут пять, и от того уставилась в одну точку, ожидая учителя и вместе с тем размышляя о том, как же мне влетит, если мама узнает о моих дерзких ответах одноклассникам.
* * *
Наступило время намаза.
На этот раз я почему-то чувствовала себя гораздо смелее и потому не стала пропускать и эту обязательную молитву, как сделала это вчера.
Я вышла во двор, огляделась, убедилась в том, что мне никто не помешает, постелила на газоне свой синий молитвенный коврик и начала:
– О Аллах, ради Твоего довольства делаю намерение на обеденный намаз в четыре рака’ата13.
Намаз является обязательным ритуалом молитвы для всех мусульман, и лично я обучилась ему в пятнадцать лет. Девочки обязаны начать совершать его сразу же после первой менструации, которая произошла у меня немного позже, чем у, к примеру, моей мамы. И именно после пятнадцати лет я впервые надела головной платок, который мои тогдашние знакомые встретили с неким неодобрением. Их родители были людьми, просто не снимавшими со своих мозгов телевизор с новостными каналами и не проводившими ни одно своё утро без прочтения местных газет. Они также были уверены в том, что каждый мусульманин – это потенциальный или уже действующий террорист, стремящийся воевать с людьми другого вероисповедания или с теми, у кого оно и вовсе отсутствует. Было весьма бессмысленно с моей стороны объяснять знакомым, находившимся под влиянием своих родителей, о том, что это совсем не так. Что в исламе запрещено насилие и тем более убийства людей.