– Спасибо, только что пила.
– Хочу попросить тебя об одном одолжении.
– Внимательно слушаю, – улыбнулась я, не зная, чего ожидать.
– Хочу, чтобы ты присоединилась к расследованию…
– Стоп! Геннадий Михайлович, я инструктор – не следователь.
– Все понимаю, Татьяна, но там такое дело… Боюсь, Селиванов один не справится.
– А он в курсе?
– Того, что я прошу тебя ему помочь?
– Того, что вы сомневаетесь в его профпригодности, – ответила я.
– Я не сомневаюсь, – возразило начальство, густо краснея. – Просто дело очень деликатное, требует особого подхода. Женских рук, так сказать. И глаз.
– Так поручите Вике…
– Она в отпуске со вчерашнего дня.
– Ах да, – кивнула я, вспомнив, что мы вместе подавали рапорт и должны были отправиться отдыхать в один день. – Тамара Васильевна?
– Не в обиду ей, она прекрасный специалист, но вот женщина из нее не очень.
– Это как? – удивилась я.
– Тридцать лет в органах дают о себе знать, – развел руками Геннадий Михайлович. – Закаляют не только характер, но и все прочие места.
– Хорошо, Людмила?
– Танечка, у Люды три дела в производстве. Прошу тебя, всего пара допросов, просто поприсутствуй, большего от тебя не требуется.
– Вы уверены, что Селиванов будет рад моей помощи? Все-таки лучший сотрудник, – заметила я не без сарказма.
– Куда он денется, – улыбнулся начальник и растекся в улыбке. – Он и так часто с тобой советуется.
– Посоветоваться – это просто предлог и отмазка для жены, очень уж любвеобильный у вас Антон Борисович, помимо других достоинств, разумеется. – Я встала и направилась к выходу, перспектива работы в компании Селиванова не особенно меня радовала, я и так устала от его знаков внимания и намеков.
– Спасибо, Татьяна! – крикнул мне вслед Геннадий Михайлович.
– Что же там за дело у вас такое деликатное, – буркнула я себе под нос, закрывая за собой дверь кабинета начальника.
Не знаю, был ли Селиванов уже предупрежден или ему только предстояло узнать, какая манна небесная в моем лице на него свалилась, но в его кабинет я не торопилась, здраво рассудив: захочет – найдет сам. Много времени ему не потребовалась, и уже через двадцать минут мы сидели у него в кабинете. Мой хорошо упитанный товарищ настаивал на совместном обеде, только свой я уже отгуляла, а ему порекомендовала потерпеть ради благого дела. С терпением у Антона было так себе.