Сэр Эдгар Гримферн был рад видеть своего доброго друга. Если бы Гримферн был сравнительно беден и меньше увлекался стрельбой по крупной дичи, он, несомненно, стал бы большим научным светилом. Все, в чем была хоть капля приключений, увлекало его. Он с энтузиазмом относился к летательным аппаратам и вообще к аэропланам. В доме 119 по Кларенс-Террас были большие мастерские, где Хакнесс проводил много свободного времени. Эти двое собирались в скором времени поразить мир.
Хакнесс задумчиво пожал руку Синтии Гримферн. На ее симпатичном интеллигентном лице промелькнуло легкое недоумение, когда она заметила его галстук.
– На нем большая клякса, – заметила она, – и она сослужит вам хорошую службу.
Хакнесс объяснил. У него была лестная аудитория. Он рассказал о странном происшествии на Трафальгарской площади и величественной сцене на реке. Он наглядно изложил теорию, которую построил на этом. Весь ужин шла оживленная дискуссия.
– Мораль в том, что мы погрузимся в киммерийскую тьму, – сказала Синтия, – то есть если опустится туман. Если вы думаете, что вам удастся напугать меня и избавить от вечернего развлечения, то вы ошибаетесь.
По мере того как троица ехала в направлении Лицейского театра, туман становился все темнее и гуще. То тут, то там появлялись пятна темного едкого тумана, похожие на клубы дыма, в которых появлялись и исчезали фигуры, выныривающие с другой стороны, задыхаясь и кашляя. Эти клубы тумана были настолько локальными, что на широкой улице их можно было даже отчасти избежать. От одного фонарного столба к другому свисали клубы пара, воздух был наполнен неприятным тошнотворным запахом.
– Какая гадость, – воскликнула Синтия. – Мистер Хакнесс, пожалуйста, закройте окно. Я почти жалею, что мы вообще открыли его. Что это?
Под сиденьем кареты послышалось шарканье, раздался заливистый лай собаки: маленький фокс-терьер Синтии пробрался в экипаж. Это был его любимый трюк, объяснила девушка.
– Он обязательно вернется, – сказала она. – Ким знает, что он плохо поступил.
То, что Ким был забыт и позже обнаружен свернувшимся калачиком под креслом своей хозяйки, было мелочью. Хакнесс был слишком озабочен, чтобы почувствовать беспокойство по этому поводу. Он лишь осознавал, что электрический свет становится все тусклее и желтее, а между зрительным залом и сценой клубится коричневая дымка. Когда занавес опустился на третьем акте, едва ли можно было видеть весь зал. Два или три больших тяжелых пятна какой-то жирной субстанции упали на белые плечи одной дамы в кулисах, и ее спутник поспешно вытер их. Они оставили после себя длинный жирный след.