– Повесь на пояс.
Я послушно прицепил ножны к поясу, слева, уравновесив ножом тяжесть пистолета.
– Я думал, на таком большом корабле грузовые трюмы гораздо больше.
– Да это на самом деле не груз, – пожав плечами, объяснила Гунни. – Так, барахло. Всякая всячина. Знаешь, как устроен этот корабль?
– Понятия не имею.
Гунни негромко рассмеялась.
– И никто другой не знает, по-моему. Соображения есть у каждого, и каждый делится ими с товарищами, но в итоге все эти догадки обычно не подтверждаются. По крайней мере, в самое яблочко еще никто не попал.
– А я думал, уж вы-то в своем корабле разбираетесь от и до…
– Он слишком велик, а еще здесь уйма таких мест, куда нас не водят, а самим их не найти или не попасть внутрь. Однако точно известно: бортов у него семь, чтоб парусов нес побольше, понимаешь?
– Да, понимаю.
– Под некоторыми палубами – по-моему, под тремя – трюмы, огромные, не чета этому. Там и хранится основная часть груза. Отсеки под четырьмя другими оставлены клиновидными. Некоторые, как этот, заняты всякой рухлядью. Некоторые отведены под каюты и кубрики для команды… да, кстати, о кубриках: возвращаться пора.
С этим она отвела меня еще к одному трапу, ведущему на еще один решетчатый помост.
– Мне почему-то казалось, что нам нужно будет пройти сквозь потайную дверь за панелью… а может, по пути назад все это, как ты выразилась, барахло превратится в чудесный сад.
Гунни, покачав головой, широко улыбнулась.
– Похоже, кое-что на борту ты уже повидал. А еще ты поэт, верно? И, бьюсь об заклад, приврать мастер.
– Я был Автархом Урд, а на такой должности, видишь ли, без вранья не обойтись. Только мы называли его дипломатией.
– Ну, так позволь тебе сообщить: это обычный грузовой, рабочий корабль, и построен людьми, только не такими, как мы с тобой. Автарх… то есть ты правил всей Урд?
– Нет, правил я лишь небольшой ее частью, хотя считался законным правителем всей Урд целиком. И уже в самом начале путешествия знал, что, если добьюсь успеха, Автархом назад не вернусь. Но на тебя это, похоже, впечатления не произвело совершенно.
– Миров, – пояснила Гунни, – их ведь так много…
Внезапно она присела на корточки, прыгнула и взмыла в воздух, словно огромная синяя птица. Конечно, подобное я уже не раз проделывал сам, однако от женщины такого прыжка почему-то не ожидал. В прыжке она взвилась над помостом примерно на кубит, а то и меньше, и медленно, плавно опустилась прямиком на него.