– Да хватит вам ругаться, ещё неизвестно, как всё пройдёт, – вставил Грант.
– Лукин, уезжая, очень просил держать его в курсе, – сказал молчавший до сих пор Кру-Бе, посмотрев на Кинта.
– Да! Я помню, – кивнул вок.
Разговор не клеился, поэтому вскоре стали прощаться. Работа комиссии завершена, следствие считалось закрытым. Скоробогатов давал показания неохотно и всё твердил: «Кто ж знал-то, что они живые, говорили, что мёртвые».
Музыка гремела в голове непрерывно, весь полёт. Наверное, это была музыка, но Долохов назвал это про себя «звуки мира». Голоса, дождь, перестук поезда по шпалам, гул двигателей, шорох травы, море, кажется, прибой. Птица? Нет, скрип калитки. Вездеход, огромный, наверное, с траками выше головы. Они катятся и катятся, гремят… За всем этим слышался музыкальный инструмент, звук тихий и тёплый, что-то похожее на маримбу. Долохов цеплялся за него, чтобы не свихнуться, тогда постепенно рассыпались и отпускали остальные звуки…
Когда на экранах видеопанелей появился Вок, музыка в голове Долохова стихла. Артём устало разглядывал знакомую картинку.
Горы занимали всё видимое пространство, в узких долинах теснились города. Их много, и они казались очень небольшими. Но Долохов знал, что на Воке города могли тянуться на десятки километров и занимали все ниши и щели в скалах. Крылатым скалы не страшны. Но были здесь и не крылатые. Провоки. Они жили в ущельях, в самых низинах. Крылья у них слабы и малы, как у курицы. Провоки жили больше на севере. Но яркие и цветные их одежды можно увидеть везде. Бродяги и путешественники – труто, по-земному – перекати-поле.
Долохов здесь часто бывал. Друзья жили недалеко от столицы. Пригороды на Воке – обычно пара-тройка улиц на широком карнизе выше ярусом. Галёрка. Дёшево, и в то же время столица. Народ собирался независимый, не любящий информационные тарелки, плавающие над большими городами, а порой и сбивали их. Поймать же непослушного в горах не всегда получалось. Технике пройти сложно, и в одиночку не отправишься, опасно.
Но послушания здесь добивались по-другому. С детства. Дети воспитывались в пансионах и семью видели редко. Поэтому во всех бунтовщиках видели труто. Они детей обучали в небольших школах на один-два класса, в которых преподавал один учитель, обычно тоже из труто. Потом искали следующий класс, уровнем выше, и так до совершеннолетия. А совсем маленьких таскали везде за собой, посадив в люльку, подвешивали посреди кабины подержанных кобо – летающих городских машин. Кобо летали невысоко, лавировали по узким улицам и заправлялись местным сухим горючим.