И задумчиво рассмеялся. Надо ли было это говорить… Он не стал продолжать, что эти птички сами выбирают себе мужиков и ухаживают за ними, а потом подумал, что Гарда непременно теперь это знает, хоть между ними и не принято было, чтобы она читала его мысли. Она не утерпит… И точно. Гарда вдруг отвернулась.
– Ты прочитала мои мысли, – улыбнулся Долохов, – это ничего. Мне приятно.
Гарда повернулась, и теперь посмотрела очень серьёзно. Маленькая, ниже его на голову, она казалась сейчас заносчивой, вздорной девчонкой, которая психанула и не знает, как ответить, – размахнуться и влепить пощёчину, повернуться уйти… смотрела, будто решалась.
Она потянулась и поцеловала. А глаза стали беспомощные.
“Да она любит тебя, придурок”, – подумал Долохов.
– Ты такая красивая… я старик для тебя, маленькая моя, – только и нашёлся, что сказать он тогда.
И уехал на следующий день. Дома его ждала Оля, стремительная и медлительная, неожиданная и предсказуемая. Непонятно что тянуло к ней, да просто со всеми такое когда-нибудь приключается…
С Гардой они больше не встречались. Переписывались, виделись по видеосвязи. Он был в курсе всех ее переживаний, экспедиций и несчастий. Неуловимый археоптерикс не давал ей покоя.
– А однажды маленькая девочка Гарда с ещё одним таким же упёртым искателем древнего предка свила гнездо и вывела двоих чудесных птенцов, – с улыбкой сказал Долохов, когда поздравлял их обоих по видео связи с рождением второго сына. Они были в постоянных разъездах. Рождение сына застало их на Торе…
И вот теперь паразит тащил его сюда, в Малицу, видимо угадал-услышал в Долохове эту тихую гавань, место, где живут настоящие друзья.
Когда вошёл Долохов, Синта сначала его не узнал. Отступил, скользнул взглядом по лицу отстранённо и вежливо. Синта был в закатанных по колено лиловых домашних штанах и серой безрукавке. У окна как всегда стояла огромная распорка-мольберт с натянутым полотном.
– Мы договаривались о встрече? – сказал Синта, отошёл, вернулся, вздёрнул крыльями.
Крылья были серые с чёрной рябью метра три в размахе. Дома воки ими почти не пользовались, но иногда срывались с верхних спальных галерок к кухне или вот как Синта с этим огромным мольбертом – он рисовал, смешно подпрыгивая и зависая в воздухе, проверяя перспективу, отлетал и смотрел издалека.