Едкий пороховой дым забивал гортань. Бельский открыл глаза, приподнял голову, но ничего не мог рассмотреть из-за густой пыли. Воронцов мешком лежал на его плечах.
– Слышишь, Мишка, сурна? Отбой?
Действительно, снизу явственно доносился сигнал отступления. Бельский высвободился из объятий Михаила, отплевываясь горькой пылью, стал трясти спасшего ему жизнь Воронцова. Михаил дышал, но в себя не приходил: разбитая обрушившимся градом камней сталь брони врезалась в его спину, вспоров кожу и мясо; и это страшное месиво сочилось грязной кровью.
Надо было уходить. Со стороны взорванной шведами башни огонь лез на деревянные переходы. Где-то из пыльного тумана вылез ратник, свой, русский, перекинул ногу через каменный зубец стены и исчез – значит вот она, спасительная лестница, рядом… У Ивана гудело в башке. Он поднялся, шатаясь, пошел посмотрел вниз, стал стягивать с себя дорогую бронь с зерцалом – отцов подарок, бросил её без сожаления – так будет легче тащить Михаила.
* * *
Молитва матери о сыне
«К кому возопию, Владычице? К кому прибегну в горести моей? О, Матерь Бога моего, не отринь мене грешную. Видишь мою беду, видишь мою скорбь. Укрой Своим святым Покровом моего сына, да будет он чист от мирских искушений и плотских похотей, и злого действия злых духов. Пожалей сына моего, и обрати его на покаяние, да не сократит сам себе жизни».
* * *
25 декабря 1495 года русское войско возвратилось в Новгород. Выборг не был взят. При штурме крепости полегло много воинов, а еще больше было увечных, раненых, которых размещали по новгородским монастырям. Княжич Бельский привез Михаила в Юрьевскую обитель, богатый монастырь, возведенный еще Ярославом Мудрым. По праву царского племянника, Иван просил самого архимандрита Кассиана позаботиться о Воронцове.
Войско стояло станом неподалеку, и проведать раненого приезжали и Севка Юрьин, и князь Палецкий – Хруль, и иные наливковцы. Каждый хотел помочь, собрали серебро. Инок Филофей, в келье которого положили Михаила, и которому архимандрит повелел ухаживать за раненным, недобрым черным глазом посмотрел на разномастное серебро в большой калите (тут были и рубленые гривны, и московские деньги с надписью Aristoteles, и полновесные новгородки), буркнул:
– Зачем ему теперь? На панихиду разве.
– Не умер еще! – Бельский угрожающе приступил к монаху, который с первого погляда не понравился ему, – Я деньги эти архимандриту отдам. Коли что понадобится, коли что, только мала малость… Чтоб ни в чем нужды не имел!