Теперь к зуду спины прибавилась боль в шее – читая, Михаил все время держал голову, откинутой назад. Упав головою на солому и передохнув немного, Михаил вновь углубился в чтение. Этот Франциск (Михаил представлял его себе в виде фряжского купца с остриженными усиками в кургузом кафтане) как-то пленял своей несложной глупой логикой – «Хочу жить сейчас, а не потом – „вечно“!».
– Spurkus… – Михаил подумал, – мерзкий…
Потом стал читать слова Блаженного Августина: «У меня нет ничего общего с моим телом. Все, что считается приятным, мне мерзко, я жажду высшего счастья».
Высшего счастья!
Он, раб Божий Михаил, тоже стоял недавно на пороге этого высшего счастья или вечных мук. Но теперь его молодое тело, это тело, которое, по словам Августина, нужно «истребить, изжечь, истлеть на себе» чувствовало пребывающие силы…
* * *
К середке лета Воронцов потихонечку, без сторонней помощи, стал выходить на монастырский двор и даже стоял воскресную службу, отлеживаясь потом до вечера. Он был еще очень слаб. Но тут Господь прислал нежданное утешение – в Новгород с поручением от Великой княгини Софии к архиепископу Геннадию приехал Афоня Яропкин. Имея полдня сроку, он примчался в Юрьев монастырь навестить Михаила. Наливковцы обнялись сердечно. Яропкин качал головой удивленно:
– Госпожа Пречистая Дева! Ведь живехонький. Рядили – гадали, сколько протянешь, ан…
Михаил улыбнулся. Он был бледный, белый аж весь, худой-прехудой, будто упыри из него кровь высосали. Отросшие по-монашески волосы длинными жирными прядями свисали по плечам, борода топорщилась свалянными клоками.
– Бельский только всем твердит, – говорил Афоня, – выдюжает, мол, поглядите еще! Бронь твою златокузнецу отдал – теперь как новехонькая. Тебя дожидается. Ой! Что ж это я! Самое-то наиглавнейшее и забыл, – Афоня, будто танцуя, озорно тряхнул рыжими кудрями, – царевич Василий-Гавриил за храбрость и ратную доблесть пожаловал тебя сотником! Вот какова милость царская!
Михаил, растроганный услышанным, не сразу сообразил, переспросил Яропкина:
– Царская? Ты же сказал – царевич Василий-Гавриил…
Афоня приметно смутился, потом оглянулся – не подслушивает ли их кто здесь на прогретом солнцем бревне у пустой кельи.
– Державный… стар… вельми годами… болен… – пояснил он невразумительно, не глядя Михаилу в глаза, – так что одно… царем скоро быть Василию-Гавриилу. Так что смекай! – Афоня наигранно оживился, – Одюживай быстрее, да в Москву, а то как бы не опоздать к лобному столу!