– О, нет, не в этом дело. Просто я привыкла к
большеватой одежде. Взяла то, что приглянулось по
цвету...
– Боишься нравиться и стараешься спрятаться от своей
красоты. Ты больше не должна так делать, – сказав это, хозяйка
подошла, взяла Миру за руку и под слабые протесты отвела ее в
гардеробную. Пеньюаров из всей одежды было, пожалуй, больше всего.
Некоторые выглядели настолько нескромно, что оставалось только
догадываться для чего они должны предназначаться.
– Многие наряды были пошиты со слов
Сигвальда.
"Для идеала" – мелькнуло в мыслях Мирославы и она
стала более внимательно и придирчиво приглядываться к одеждам,
мелькавшим в руках Хельги. "Да, судя по нарядам, этот идеал имел
выдающиеся достоинства... Зато я реальная".
– Вот! – радостно воскликнула Хельга, показывая
роскошный халат из алого бархата с длинными расклешенными рукавами
до пола и аккуратными маленькими пуговками, стройной линией
спускавшимися к длинному широкому подолу. К нему она достала
белоснежную рубашку из тонкой и нежной ткани, украшенную
кружевами.
– Очень красивые – улыбнулась Мира.
– Ну так чего ты ждешь? Снимай эту огромную пижаму
прямо сейчас, я помогу тебе.
Когда Мирослава, переодевшись, посмотрелась в
зеркало, она судорожно вздохнула от радости. Ей очень шел этот
наряд.
– Пойдем, ты еще успеешь полюбоваться своей красотой,
– Хельга взяла Миру за руку и повела ее в спальню. – Я обещала
расчесать тебе волосы перед сном.
Мирослава села к туалетному столику и с восторгом
оглядела чудесный набор с множеством кисточек, баночек, расчесок и
флакончиков. Все приборы были из серебра, с плавными контурами и
витиеватыми узорами. Хельга взяла щетку и стала медленно и ласково
расчесывать длинные густые волосы девушки. Она выжидающе смотрела
на отражение гостьи, ожидая вопросов, на которые обещала
ответить.
– Зачем я понадобилась Радомиру? Он смог всех
обмануть, я не должна быть здесь? Но я же действительно провалила
все экзамены...
– По порядку и понемногу, – прервала этот поток,
рассмеявшаяся хозяйка, но когда стала отвечать, улыбка ее погасла,
а взгляд сделался виновато – сочувственным. – Радомир знал, что я
расскажу тебе все, что знаю и моя совесть чиста перед ним. Но все
же я должна предупредить тебя, что он не любит вспоминать свое
прошлое. История эта общеизвестная и ты бы все равно ее узнала, но
в будущем не спрашивай его ни о чем из рассказанного мной, если это
не касается лично тебя.