Казалось, больше нет никаких преград.
Фарр чувствовал то же самое: восторг, ужас, потрясение. С ним, как и со мной, подобное случилось впервые. Я не видел его лица, но мне это было и не нужно, я просто знал. Знал про него все. А он – про меня. Мы оба поняли, как у нас много общего. Слишком много. И слишком велик был соблазн повторить пережитое – связать наши силы и стать единым целым.
Огненным смерчем, способным уничтожить все препятствия на своем пути.
Только о таком обычно не говорят вслух. Вот я и помалкивал.
А в доме Патрика вообще старался рта лишний раз не раскрывать. Тем более что моего соперника здесь любили как родного сына, и, брякни я про него чего лишнего, едва ли снискал бы одобрение.
Но иногда молчать было решительно невозможно.
– Да отстань ты от меня, дубина! С кузеном своим иди нянчиться! – рявкнул я и позволил рукаву вспыхнуть ярким пламенем.
Принц отшатнулся испуганно, уставился на свою ладонь в изумлении. Конечно же, на ней не осталось и самого малого следа огня: я вовсе не собирался причинять ему боль или портить свою новую одежду. Просто хотел показать этому паршивцу, что у меня тоже есть зубы. И воля делать то, что я хочу. А не он.
За завтраком Фарр молчал. Обычно наследник предпочитал махать языком направо и налево, да еще меня задеть обязательно. Но не сегодня. Единственным звуком, исходящим с его стороны, был угрюмый стук ложки о миску. Я не мог различать выражения лиц, однако знал наверняка, что у Фарра физиономия стала темнее, чем бок у наковальни.
Можно сколько угодно колотить песочный куль, но выбить из себя гнев не так-то просто. Он сочился сквозь наши поры и заполнял все вокруг. Даже говорливые кухарки притихли и предпочли заняться своими делами подальше от обеденного стола.
Я прекрасно понимал, о чем думает этот королевский сынок, привыкший получать то, что ему хочется. С каждой минутой его молчание становилось все тяжелее, а решимость вскочить и бежать к конюшне все ощутимее.
– Это плохая идея, – брякнул я зачем-то. – Она будет в бешенстве.
Молчание стало горячим и острым, как раскаленное в горне лезвие.
Мы много о чем говорили за минувшие недели. Но никогда про Айну. Никогда про то, что мы оба чувствовали рядом с ней.
И без нее.
По правде сказать, я все равно не верил до конца, что она останется со мной. Я желал этого столь сильно… Сильнее, чем забыть гнусную рожу Кешта. Сильнее, чем вновь стать зрячим. Но понимал, как глупо надеяться на подобное чудо. И потому каждый день рядом с ней был для меня подарком, хотя ни разу больше после возвращения из Феррестре она не позволила мне остаться с ней на ночь.