И повсюду в воздухе носился особенный запах варева, не сравнимый ни с каким другим; запах совсем не съестной, тошнотный, словно с примесью пота, какой именно и бывает у выбившейся из сил от усталости и непосильного труда безропотной, работающей на человека весь свой век скотины, как лошадь. Иногда кочевники устраивали свои костры так близки к деревянным постройкам местных жителей, что от разлетавшихся с ветром искр вспыхивали крытые камышом или соломой крыши, но никто даже не пытался их тушить, а татары, словно того ждали, вскакивали с места, окружали горящие избы и плясали, и радовались чему-то только им одним понятному. Иной раз из горящего овина выскакивала какая-нибудь животина – овца или поросенок, припрятанные хозяевами, и тогда веселье бесновавшихся усиливалось; они хватали и тут же резали на мясо овцу, а поросенка, как животное грязное по их вере, живьем бросали обратно в огонь, боясь осквернить его кровью свои сабли и палаши. Та же участь на глазах Варлама постигла молодую женщину, каким-то образом рискнувшую совершенно безрассудно остаться и спрятаться в хлеве. Ее с уже обгоревшими волосами и в дымящейся одежде из огня выхватили дикари, но в этот раз никаких запретов от их веры не было; они, голодные до женского тела, окружили ее плотным кольцом, закрыв от посторонних глаз остального царского воинства, и насильничали, а после уже не человека, а окровавленный кусок мяса, во что превратили женщину, также бросили в самый жар горящей постройки. И никто не смел их остановить, это была часть обещанной им царем награды, законной добычи, за которой пришли в чужую землю. Обещана была не кем иным, а самим царем, жестоким, мстительным и злопамятным, изощренным более чем, наверное, черти в аду, на физические пытки и издевательства. В этих качествах была вся суть царя, оправдывавшего свою природную слабость и страх этими злонравными проявлениями трусливой и ничтожной натуры (известно, что обладатель неоправданной жестокости, как правило, сам трус и ничтожество). Кознями и убийствами, как способом проявления власти, царь компенсировал постоянные опасения за свою жизнь, проявляя изощренную изобретательность в уничтожении негодных ему; этому же не препятствовал и ему подобным подчиненным.
Вот как современник описывал виденную им казнь, придуманную лично Иваном Грозным. Нескольких высокого сана священнослужителей обвинил он в праздной жизни, лихоимстве, содомских грехах и прочем, вознамерившись на самом деле устранить физически монахов, чтобы получить в свое распоряжение церковные земли. «В день святого Исайи Иван Грозный приказал в московскую Великую слободу привезти огромных медведей в клетках: их держали для увеселений царя. Было сделано специальное ограждение. Сюда же привезли в других клетках, как и зверей, семь монахов. В руках у них были кресты и четки. Царь как особую милость разрешил дать монахам пики. Был выведен в круг первый монах и к нему выпущен медведь. Дикий зверь, возбужденный криками толпы, с остервенением бросился на монаха, поймал его, раздробил голову, разорвал тело, затем, продолжая терзать, как кот мышь, обезумев от запаха крови, стал его поедать. Тогда стрельцы застрелили медведя. Следом вывели другого монаха, третьего… и так произошло со всеми…»