23.02.2019 – 311 дней
Я не упомянула об одном важном моменте вчерашнего дня. После праздничного обеда, когда вернулась в кабинет, увидела, что от Волкодава пришло сообщение. Знаю ли я, почему у дознания два дела вернулось на дополнительное расследование? Я уточнила, дела вернули дознанию официально? Получив ответ, что да – я почувствовала тихую радость. Где-то маленькая совесть шептала, что нельзя радоваться чужим неприятностям. Но так не бывает. Когда пересекаются интересы, один всегда проигрывает, когда выигрывает другой. Я была рада. Очень своевременно. В течение первого месяца после моего ухода показатели работы дознания стали падать. Об этом свидетельствует возврат двух уголовных дел, к которым я уже не имела отношения. От стадии возбуждения до направления дел прокурору ими занималась исключительно Бокса. И самое главное – в период, когда Бокса привезла дела в прокуратуру и забрала их обратно, меня ни разу там не было. От этого вкус победы ярче.
Шпица и Левретка отреагировали одинаково. Словами, что есть справедливость на свете. Если раньше я была втянута в интриги любовного клубка Боксы—Псоглава, то сейчас я просто зритель. Наслаждаюсь событиями. Приятно, что информацию о возвращенных делах я узнала лично от Волкодава. Ему интересно со мной делиться новостями. И реакции Шпицы и Левретки были для меня приятны. Есть поддержка. Пусть и против кого-то. Но так тоже бывает, когда дружба или союз против кого-то объединяет людей.
Когда по телефону поздравила Волкодава с 23 февраля, он спросил, какая была реакция на возвращение дел? Была ли истерика у Боксы и Псоглава. Я не скрывала, что рада произошедшему. Так и написала. Я не святая. И если есть радостные чувства, зачем их менять на угрызения совести. Мой триумф. Это моё время. Вчера, сегодня. Не знаю, сколько ещё дней это продлится, но эти дни мои. Я ликую.
26.02.2019 – 308 дней
Всю неделю живешь в замкнутом круге: утром идёшь на работу, в обед – домой. С обеда на работу, вечером домой. Прогресс в том, что раньше мой замкнутый круг выглядел «дом—работа—дом». Теперь в обеденное время я не сижу на работе и над работой. Прогуливаюсь, идя с работы. Ем дома, общаюсь с Антоном, если он в этот день дома. Но до сих пор сложно уходить с работы вовремя. Какое-то необъяснимое, глупое чувство вины. Перед кем? Из-за чего? На эти вопросы ответов нет. Это годами нагнетаемая психическая вина и навязанная системой «обязанность не щадить живота своего». Ты, главное, будь готов приносить себя в жертву, а чтобы мы видели, что ты точно готов, приноси себя в жертву всегда. Надо или не надо, не тебе решать. На работе всегда или кто-нибудь из руководства, или из обычных работников в негативном контексте отмечают, что человек уходит с работы ровно в шесть часов. Интонацией озвучивая, что это не хорошо. Что этот работник не такой, как все. Пишу эти строки и понимаю всю глупость своего суждения. Да, я понимаю, почему иронизируют о тех, кто соблюдает распорядок служебного времени. Работодателю, особенно в системе правоохранительных органов, выгодно, когда работник тратит нерабочее время на работу. Ведь это бесплатный труд. Конечно, выгоднее, когда на работе десятки и сотни людей живут этой работой. На самом деле, работы в полиции много. И её не переделаешь. И нет такого, что ты уходишь вечером с работы и передал всю работу. Это невозможно. Нерешенных задач всегда хватает. И только сам работник решает, в какой момент он перестает решать эти задачи и идёт домой. Обычно из-за того, что уже поздно, что хочется есть и спать, вот и всё.