Выхода нет, раненного придется тащить на себе. И что самое страшное, он уже не сможет бросить этого сопливого пацана, жалобно скулящего что-то о маме, и еще черт знает, о какой-то ерунде. Винтовку парня он сломал вдребезги, затвор выкинул. Рука не поднялась выкинуть три полных магазина и гранату. Закинул парня себе на плечи, как мешок с картошкой. Автоматически отметив, что тот весит килограмм семьдесят, что, в общем-то, терпимо. И равномерным, коротким шагом тронулся в путь, приказав раненому внимательно смотреть в тыл. И предупредить его, если появятся нигеры.
А всего через двадцать минут продвижения, сам перестал пялиться по сторонам, убеждая себя, что они уже оторвались от боя, и им уже ничего не грозит. В глубине души понимая, что это все не так. И эта тяжелая работа с раненным на плечах, наваливается проклятой усталостью с каждым пройденным шагом. Усталость постепенно переходит в безразличие к своей собственной жизни, самому ценному, что у него сегодня есть. И бросить этого парня он не сможет однозначно. Потому, как бросив человека, потом не сможет сам жить с этим неподъемным грузом. И спасибо сержанту, который безжалостно гонял их по джунглям в полной выкладке. И эта закалка вот сейчас помогает ему передвигаться. И, в общем-то, довольно споро.
Еще через час все на свете перестало Лео интересовать. Давящая к земле тяжесть на плечах, не давала возможности сконцентрироваться на медитации, чтобы хоть как то отвлечься от этой проклятой действительности, превратить страшно тяжелую работу в неотвратимый процесс. Когда ты свыкаешься с этой нечеловеческой нагрузкой, и просто забываешь про нее. Когда она станет неотъемлемой частью вот этого сегодняшнего бытия. Так хочется, чтобы такое получилось. Но как ни старался солдат, все усилия отключиться от этого мира ни к чему не привели. И он только считает шаги, уповая, что вот – вот покажется их лагерь. Или встретятся, идущие на помощь погибающим наемникам, коллеги по страшному ремеслу. И как хочется остановиться и сбросить на землю раненного. Как хочется отдохнуть хотя бы десять минут. Но он твердо знает, что так не поступит никогда. После расслабляющего отдыха, он не сможет себя заставить снова впрячься в эту до жути тяжелую работу. И что самое паршивое, стрельба, хоть и не такая частая, стала еще ближе. И раненый на его плечах обмяк. Потерял сознание то ли от боли, то ли от потери крови. Надо бы проверить повязки. Хорошо ли держатся. Вот будет момент. Ты его донесешь, а ему будет уже на все на свете глубоко наплевать. С этой не радужной мысли Лео переключает все свое внимание на дорогу. Пытается сосредоточиться, и, понять, наконец, сколько ему еще топать до базы. Пот, заливавший глаза, высох. И кажется, что в теле не осталось ни капли влаги. Высохшее лицо жжет от солнца, ведь каску как свою, так и этого раненного он давно выкинул. И снова считает шаги, убеждая себя, что после тысячи, он, наконец, упадет на землю, и будет отдыхать целых полчаса. Но тысяча шагов сменяется другой тысячей, а Лео все идет и идет. И круги перед глазами сигнализируют, что он очень скоро потеряет сознание от перегрузки. И когда счет перевалил за десять тысяч, он понял, надо по любому отдохнуть. Ведь он уже не уверен, что правильно считает. Весь этот счет больше похож на бред. Ведь считает уже не шаги, а, скорее всего, просто отсчитывает время.